Диаспора. Выпуск III

Диаспора. Выпуск III
Отв. ред. О. Коростелев
/ Спб/ Феникс/ 2002/ 735
"Диаспора" занимает свою нишу в довольно обширном сегодня пространстве литературы, связанной с публикацией и републикацией материалов о русской эмиграции. В данном случае речь идет именно о новых публикациях. Особенно хочется отметить обширные и тщательно подготовленные комментарии, информационную ценность которых трудно переоценить. По сути дела, их можно читать независимо от текстов (прошу понимать это в смысле риторического выражения восхищения) как интересный очерк по истории русской эмиграции и не только. Но сначала все-таки о текстах, подготовка которых тоже является результатом работы, сложной в профессиональном отношении. Впечатляет сама география архивов, в том числе личных, из которых впервые извлечены многие документы.
Сборник состоит из нескольких разделов: "Наследие", "Эпистолярия", "Дневники, записные книжки", "Varia", "Статьи и исследования", "Библиография".
В разделе "Наследие" печатается продолжение (начало см.: Диаспора: Новые материалы. Т. 2. СПб., 2001. С. 24 - 153) книги В. Вейдле "Воспоминания" (публикация и комментарии И. Доронченкова). Биографический сюжет касается событий 1914 - 1924 гг. По сути, это воспоминания о жизни, утраченной не только в территориальном смысле, но и в экзистенциальном. Иногда ловишь себя на мысли, что В. Вейдле, вольно или невольно, описывая пред- и пост-революционную Россию, хочет убедить - себя? нас? - в том, что иного выхода, как уехать, у него не могло быть. Со стороны эта необходимость очевидна, а потому остается предположить, что подобная авторская интенция глубоко личная, внутренняя.
Десять лет вместили события Первой мировой войны, две революции, вынужденный переезд в Пермь, службу в Белой армии, эвакуацию в Томск, жизнь в Петрограде вплоть до отьезда за границу в 1924 году. Все это исторический фон частной жизни молодого человека, который, как и многие интеллигенты, полагал, что дурные перемены скоро закончатся и жизнь войдет в привычное русло. Воспоминания написаны много десятилетий спустя, но ясность, живость и подробность впечатлений удивительны. Историк, искусствовед, литератор, В. Вейдле по роду своих научных занятий, казалось бы, прочно отделен от современности. Да и по человеческому складу он вовсе не склонен к какой-либо социальной активности, о чем многократно упоминает на страницах книги. Словом, он вполне склонен был отказаться от чести "посетить сей мир в его минуты роковые". Его внутренняя позиция - наблюдатель. Однако по иронии судьбы он постоянно оказывается в ситуациях, уклониться от участия в которых невозможно. Не знаю, как жизнь, но повествование от этого только выигрывает: перед нами динамичный событийный сюжет, главный персонаж которого является одновременно и его активным участником, и внимательным наблюдателем, в поле зрения которого попадает широкий фон жизни. Как представляется, спустя много лет В. Вейдле не реставрирует прошлое, но извлекает из памяти то, что в ней живет всегда, он не вспоминает, но помнит. Мемуарист не скрывает, что его впечатления глубоко личные, субъективные, что они принадлежат только ему. Именно они позволяют сохранить прошлый облик России наперекор изменившемуся времени. Он словно чувствует себя выходцем из Атлантиды, которая исчезла, что бы там ни говорили. Вот, например, фрагмент характерного "лирического отступления" о Петербурге: "Как он бессмертно был в те годы хорош, умирающий, уплывающий в неведомую даль мой город! С каждым днем делался он все прозрачней и, становясь прозрачным, становился призрачным. Полвека с тех пор прошло, но я и сейчас говорю о нем тем языком, которым научил он меня говорить в те прощальные свои годы. Умолкли другие голоса, закрылись глаза, видевшие его, каким он был тогда, но я, покуда не умру, буду видеть его именно таким и нынешним отказываюсь его видеть" (С. 79).
Разносторонние интересы, научные и литературные, сводили В. Вейдле с известными и не очень известными сейчас деятелями науки и культуры. В этом смысле мемуары содержат немало любопытных и ценных подробностей из жизни культурной элиты Петрограда 1920-х гг. Есть в "Воспоминаниях" совсем почти неизвестный пласт сведений о провинциальной жизни этих лет. В. Вейдле пишет о вынужденной жизни в Перми и Томске, где он преподавал в университетах и, кстати сказать, очень высоко их оценил.
Словом, значимость мемуаров В. Вейдле может быть оценена очень высоко - и как свидетельство о времени совсем не рядового очевидца, и как материалы к истории жизни и деятельности самого В. Вейдле, известность которого избавляет от дополнительных комментариев. В одном только отношении мемуары В. Вейдле сходны с другими эмигрантскими свидетельствами подобного рода - всех их объединяет печаль об утраченной России, о переменах, произошедших на родине.
В этом отношении главы из книги Ивана Тинина "Бытие, исход, второзаконие" разительно отличаются по интонации. Он другого поколения, родился уже в эмиграции, в Болгарии, где в начале 1920-х гг. оказались его родители. В отличие от Парижа, Праги, Берлина, о которых российская диаспора оставила целую литературу, София 1930-х гг., увиденная глазами русского эмигранта (а таковым он себя и считал), - явление чрезвычайно редкое в мемуарном смысле, не говоря уж об информационной уникальности свидетельства подобного рода. Необычно и то, что мемуарист в настоящее время живет в России, куда вернулся в 1955 году. Он счастливо избежал репрессий, поселился в Волгограде, преподавал в университете генеалогию на кафедре археологии, древней и средневековой истории и международных отношений.
И. Тинин пишет об эмиграции как о прошлом, которое завершилось долгожданным возвращением на родину, и этот финал целиком определяет тональность повествования. В нем все - и учеба в Софийской русской гимназии, затем в университете, и участие во Второй мировой войне в качестве рядового болгарской армии - задним числом воспринимается как странствия по пути домой, и он готов принять свой дом любым, даже советским. Много противоречивого переплелось в этой удивительной жизни. Воспроизведу лишь одну небольшую деталь: во время учебы в университете И. Тинин и его приятель, тоже русский, сотрудничали в качестве журналистов в газете "За советскую родину", при этом они подписывали свои материалы псевдонимами, "следуя дворянской традиции не публиковаться под своей фамилией".
Особый светлый колорит придает повествованию очень живое чувство юмора, позволяющее беззлобно, но остро подметить и прокомментировать многие эпизоды, которые в другом повествовании могли бы выглядеть совершенно иначе или попросту остаться незамеченными. Надо сказать, что название книги, во всяком случае в пределах опубликованных здесь глав, выглядит несколько претенциозно на фоне самого способа описания, лишенного драматизма в силу жизнелюбия автора, а не по существу происходящего в его жизни и жизни нескольких поколений эмигрантов. И. Тинин обладает редким умением принимать жизнь и любить ее, что проявляется в мемуарах в неуловимом сочетании простодушия и мудрости.
В разделе "Эпистолярия" публикуются письма Г.В. Адамовича к З.Н. Гиппиус - 1925 -1931 гг. При этом многие письма и фрагменты писем Гиппиус из контекстных соображений помещены в комментариях (подготовка текста, вступительная статья и комментарий Н.А. Богомолова). В том же разделе публикуется переписка Тэффи с И.А. и В.Н. Буниными - 1948 - 1952 гг. (публикация Ричарда Дэвиса и Эдит Хейбер).
В первом случае это переписка людей, с самого начала предполагающих интерес в своим письмам, так называемая "светская переписка". Взаимные лукавства откомментированы Н.А. Богомоловым, что существенно расширяет поле литературной жизни русской эмиграции, наполненной не только высоким драматизмом, но и мелкими и малодостойными дрязгами. Словом, "как обаятельны для тех, кто понимает, все наши глупости и мелкие злодейства". Как в самом деле хочется думать рядовому читателю, что все наши классики жили дружно и думали только о высоком и творческом, ан нет! Зато сколько живых впечатлений о неподдельной, подлинной жизни литературной диаспоры он вынесет из знакомства с этими письмами!
Переписка Тэффи с Буниными совсем иного рода. Одинокая и беспомощная, удрученная плохим здоровьем и старостью, страхом оказаться без работы, Тэффи в эти годы совсем иная, чем в молодости. Это тяжелые годы не только для нее, но и для многих бывших соотечественников, разделивших во время Второй мировой войны трагическую судьбу стран, где они нашли приют. Столь же тяжелы эти годы и для Буниных. Тональность писем Тэффи к Бунину всецело определяется отношением к нему, окрашенным любовью и восхищением. Она тонко и глубоко пишет о творчестве Бунина, много размышляет о текущей литературной жизни. Многое становится понятнее о причинах фактической изоляции Бунина и Тэффи, связанной с расколом в литературном лагере русской эмиграции в послевоенное время.
Другие документальные разделы состоят из более "мелких" (в смысле объема) текстов - фрагментов, отдельных писем и заметок. В таких случаях, как правило, расширенный комментарий воссоздает контекст и определяет место того или иного документа в общем блоке ранее опубликованного. Определенный интерес специалистов вызовет публикация письма Андрея Белого в Прагу (1922 г.) Е.А. Ляцкому, известному историку литературы, литературному критику, фольклористу, а также небольшая заметка Е.А. Ляцкого, написанная в связи со смертью Андрея Белого и, как предполагают публикаторы (А. Лаврова и Ф. Полякова), остававшаяся до сих пор только в пражском архиве.
К такому же типу публикации относится письмо Александра Бенуа Николаю Базили (Париж, 1934 г.) - публикация О. Будницкого, послесловие и примечания Б. Бернштейна. Письмо относится к периоду времени, когда Н. Базили работает над книгой о России, о ее истории, культуре, причинах краха империи. Именно эта тема обсуждается А. Бенуа в обширном письме, интересно раскрывающем взгляды художника, который отвечает на вопросы, предположительно заданные ему Н. Базили: Каковы общие черты русской художественной культуры? Каковы общие черты, или - в чем сущность русской художественной культуры последнего предшествовавшего революции столетия? Верно ли, что применительно к искусству вообще и к пластическим искусствам в первую очередь эти главные черты составляют: реализм, свобода от условностей, остро выраженное моральное чувство и отсутствие заботы о деталях? и т.д. (С. 665).
В разделе "Дневники, записные книжки" размещены "Записки обывательницы, опять (уж который же это раз?) попавшей под колесо истории" (публикация М. Сорокиной). Автор этих коротеньких записок - Н. Вернадская, жена известного историка-евразийца Г.В. Вернадского. Из шестидесяти лет их совместной жизни пятьдесят прошли в эмиграции - Константинополе, Праге, Нью-Хэйвене (США). Тема записок - повседневная "обывательская" жизнь в американском городке в 1930-е гг. Как и болгарские воспоминания И. Тинина, американские записи Н. Вернадской представляют редкий локус в эмигрантской географии, чем и интересны.
В разделе "Статьи, исследования" публикуются статьи Аурика Меймре ""За веру, царя и Отечество": Эпизод из деятельности русских монархистов в Эстонии", Г.А. Савиной ""Пусть барахтаются": К истории "одесской высылки" за рубежом", Б. Фрезинского "Илья Эренбург и Марк Шагал. Очерк взаимоотношений (Письма и комментарии)". Излишне отмечать, что тематика этих статей целиком раскрывается на документальном материале, который, как правило, впервые вводится в научный оборот.
Особый интерес для специалистов представляет и раздел "Библиография", в котором приводится библиография эстонских публикаций известного историка и литературоведа Н.Е. Андреева с 1926-го по 1938 год (составители И. Белобровцева /Таллин/, А. Рогачевский /Глазго/).
Завершая беглый обзор материалов "Диаспоры", не могу еще раз не отметить высокую научную культуру, отличающую подготовку текстов, комментарии, весь научный аппарат издания, выгодно отличающегося на общем фоне современной издательской деятельности.
Aвтор статьи и автор сайта сердечно благодарят ответственного редактора "Диаспоры" Олега Анатольевича Коростелева, приславшего им книгу для рецензирования.
Рецензент:Литвин И.А.