 |
 |
|
|
Заметки о творчестве Достоевского
Мелетинский Е.М.
/ Москва/ 2001/ 200
Творчество Достоевского интересует Е.М. Мелетинского, ученого, известного в области исторической поэтики, как некий стадиальный этап развития литературных традиций. В данном случае его занимает идея создания поэтики "наоборот" - "не от ранних форм к высшим (как в действительности происходило развитие), а от высших к ранним" (С. 5). Мелетинский не обращается к архаическим структурам поэтики Достоевского, как это делает, например, В.Н. Топоров, и как это впервые делал М.М. Бахтин, прослеживая в романном творчестве Достоевского традицию, восходящую к мениппее. (В аспекте архаических структур поэтики Достоевского см. работу Топорова "О литературных архетипах" - М., 1994.) Культурный срез, сделанный Мелетинским, включает русскую и западноевропейскую культуру и литературу XVIII - XIX вв., то есть от сентиментализма до классического реализма в его привычном понимании.
В первой главе - "Достоевский в свете исторической поэтики" - Мелетинский переводит широко разработанную тему "влияний" и "интертекстов" на уровень исследования стадиального развития тех или других сюжетов, образов, идей в литературе. При этом, не развивая широко, он тем не менее постоянно держит в поле внимания их мифологический генезис. Такой подход, кроме прочего, позволяет исследователю более строго и точно соотносить типологию и индивидуализацию литературного процесса как такового, и, в первую очередь, различать их в рамках художественного мира Достоевского. Так, например, полемизируя с В.Я. Кирпотиным, указывавшим на прямую связь между "Скупым рыцарем" Пушкина и "Братьями Карамазовыми" Достоевского (тема отцеубийства, конфликт из-за денег), Мелетинский пишет: "Не презренный ростовщик, как у Пушкина, а собственное сознание подсказало мысль об отцеубийстве, но в обоих случаях эта мысль была отброшена. Тема отцеубийства у Достоевского была связана с темой хаоса, с теорией вседозволенности преступления, а этого совершенно нет в произведении Пушкина" (С. 23).
В стадиальном аспекте, замыкающемся в данном случае на творчестве Достоевского, Мелетинский рассматривает движение таких, скажем, образов и типов, как "двойник", "благородный разбойник", "хищные" и "кроткие" типы, чудаки и юродивые, "скучающие" герои, "преступники", "лишние люди", демонические "богоборцы" и т.д., а также традиций готического, авантюрного романа и "романа воспитания" в аспекте развития тем и сюжетных ситуаций.
Ближайшая "предыстория" Достоевкого прослеживается через соотношение с творчеством Бальзака ("Евгения Гранде", "Отец Горио", "Блеск и нищета куртизанок" - тема распада и разорения семей, конфликт одержимости страстью и нравственного страдания и т.д.), Диккенса ("Жизнь Дэвида Копперфилда", "Жизнь и приключения Николаса Никльби", "Оливер Твист", "Домби и сын" - тема бедности и страдания детей, жанровая традиция "романа воспитания" и т.д.).
Французская романтическая традиция, широко представленная у Достоевского, рассматривается Мелетинским через переклички с творчеством Гюго, которого исследователь считает очень близким Достоевскому по религиозному пафосу и нравственной проблематике ("Отверженные"), Ж. Санд ("Мопра"), Э. Сю ("Парижские тайны"). Заявленный метод позволяет исследователю рассматривать произведения, которые не могут быть впрямую соотнесены с творчеством Достоевского, но они, являясь, например, предшественниками русских произведений о "лишних людях", в стадиальном смысле оказываются связанными с героями Достоевского. Мелетинский называет такие произведения французского романтизма, как "Рене" Шатобриана, "Оберман" Сенанкура, "Адольф" Констана, "Исповедь сына века" Мюссе.
При этом, отмечая связь русской литературы с французской, Мелетинский считает, что "скучающие" персонажи Достоевского были скорее "ответом на английскую традицию", в частности, героев Байрона: "Последние, в отличие от своих французских собратьев, были сильными, волевыми личностями, сознательно противопоставлявшими себя обществу и даже Божественному порядку, способными на преступления, овеянными подлинно демоническим ореолом" (С. 46). Линия "сыновей века" дополняется и "Мельмотом Скитальцем" Ч.Р. Метьюрина, соединяющим "готику" с фаустовской темой.
Из немецкого романтизма Мелетинский особо выделяет традиции, выраженные в творчестве Гофмана ("Эликсир сатаны", "Золотой горшок", "Крошка Цахес" - тема двойничества, дьвольской подмены). Он отмечает важность развития темы Фауста в творчестве А. Шамиссо, Х.Д. Граббе, Н. Ленау и др., при этом указывает и на то, что еще до романтиков эта тема, восходящая к мифопоэтическим истокам, развивалась поэтами "Бури и натиска" (Ф. Шиллер, Я.М.Р. Ленц, молодой Гете и др.). Речь, повторяю, идет не о заимствованиях, а о стадиальном развитиии темы: "Само собой разумеется, что Достоевский знал и мог иметь в виду только окончательный текст знаменитого "Фауста" Гете, в котором элементы просветительства, штюрмерства, веймарского классицизма и романтизма переработаны и представлены в сугубо индивидуальном переплетении творческого гения автора" (С. 54).
Разумеется, не мог быть обойден вниманием и Шиллер, к которому Достоевский, как известно, испытывал особое пристрастие. Мелетинский главным образом рассматривает переклички с "Разбойниками" и "Коварством и любовью", как и во всех случаях, отмечая индивидуальность вариаций Достоевского.
Дальше всего, по мнению исследователя, Достоевский отстоит от классицизма XVII - XVIII века, "гораздо ближе ему барокко, рисующее мир полным противоречий, контрастов, низменных страстей и высоких порывов, иллюзий, которым противостоят высший небесный разум и христианское деяние добра" (С. 62). В этом контексте рассмотрены драмы Кальдерона "Чудодейный маг", "Жизнь есть сон", "Поклонение Кресту". Однако в рамках испанской литературы на первом месте, конечно, оказывается Сервантес, чей роман отразился во многих произведениях Достоевского.
Отходя дальше, Мелетинский касается и обращения Достоевского к Шекспиру, многие темы которого вошли в его творчество - тема пошатнувшегося миропорядка, краха индивидуализма, нравственного преступления и т.д. Речь идет о параллелях с "Гамлетом", "Королем Лиром", "Макбетом". Очень интересны идеи исследователя, связанные с разрушением эпоса и крахом эпического героя: процесс, ярко проявившийся в трагедиях Шекспира ("трагическое связано с гибелью героического") и завершившийся в романах Достоевского.
Вторая часть книги поглавно посвящена отдельным романам - "Преступлению и наказанию", "Идиоту", "Подростку", "Братьям Карамазовым". Здесь автор отходит от проблем исторической поэтики в их генетическом аспекте и рассматривает романы Достоевского как определенную стадию в ее законченном и вершинном выражении. Внимание исследователя обращено более всего к кругу идей, сюжетному построению и героям каждого из названных романов. Как бы вынося за скобки обширное поле достоевсковедения, Мелетинский описывает и толкует романы сообразно собственному пониманию, что и составляет для читателя и, в частности, для вдумчивого школьного преподавателя особый интерес.
Рецензент:Литвин И.А.