Размышления Анны Катарины Эммерик
Клеменс Брентано
/ СПб/ Инапресс/ 2003/ 272
В 1818 г. крупнейший немецкий романтик, поэт и прозаик Клеменс
Брентано, незадолго до того перешедший в католичество, невзирая на
скептическое отношение к его решению друзей и родственников, бросил
текущие дела, Берлин и свет и отправился в провинцию, чтобы своими
глазами увидеть чудо - обретшую стигматы монахиню Анну Катарину Эммерик.
И - на несколько лет приковал себя к постели тяжело больной женщины,
сделавшись её писцом. Впрочем, возможно и другое толкование: несколько
он лет не отходил от постели страдалицы, быть может, только утяжеляя её
мучения непрестанными требованиями сообщать всё новые и новые
подробности картин, которые открывались монахине.
Как бы там ни было на самом деле, в результате простодушно верующие
получили подробнейший альбом литературных иллюстраций к "Новому Завету",
своего рода Евангелие от Анны Катарины Эммерик, в котором как бы
дописано то, о чём "забыли" или не сочли возможным рассказывать
евангелисты, а весь прочий читающий люд - нечто вроде романа о страстях
Христовых. Вполне возможно - первого в своём ряду.
Не углубляясь в тему романизации биографии Христа, которая слишком
далеко увела бы меня от задуманного аннотирования книжки, скажу лишь о
своём впечатлении от воссозданных (Анной ли Катариной, самим ли Брентано
- вопрос отдельный и очень любопытный, но вряд ли разрешимый до конца
даже и в академическом литературоведении, не то что в скромной
аннотации) библейских образов. Они и схожи с евангельскими, и отличны от
тех, что скупо рисуют канонические тексты. С тем же, впрочем, успехом,
они и схожи с апокрифическими, и отличны от них. Ибо созданы не только
верой, но и живым воображением соавторов, людей, принадлежавших не
только к определённой конфессии, но и к совершенно конкретной (западной)
культуре, воспитанных этой культурой и творивших в начале XIX века, в
эпоху романтизма. И пусть Анна Катарина Эммерик - по легенде - ничего,
кроме Евангелий, не читала, Брентано-то был подлинным эрудитом. Да и "не
читавшая книг" монахиня вряд ли уж не видела живописных полотен, в
великом множестве варьирующих христианскую тематику и символику.
Во всяком случае, и живопись от Мантеньи до голландцев в
"Размышлениях..." присутствует со всей очевидностью, и влияние книги
было на современников очень значительным, о чём хорошо говорит в
послесловии к русскому (первому, кстати) изданию священник Алексей
Гостев: "В противостоянии, существовавшем в первой трети XIX века, книга
Брентано явилась поворотным пунктом. В ней впервые прогремел клич,
который несколько лет спустя станет сигналом для всего католического
движения: "Иисус или Варавва", - что в сложившейся ситуации
воспринималось как "Церковь или Революция", как "Вера или Неверие"" (С.
252). То же можно сказать и о влиянии "Размышлений Анны Катарины
Эммерик" на последующую литературу, уж на романистику ХХ столетия -
точно.
Так получилось, что я этот "роман" прочёл почти одновременно с
просмотром нового фильма Мела Гибсона "Страсти Христовы", и потому с
полной ответственностью могу сказать: авторы фильма не просто читали
книжку Брентано, но и во многом на неё опирались, работая над картиной.
Именно же переносили на экран религиозное неистовство монахини в
граничащих с садо-мазохизмом (а то и преступающих границы) описаниях
издевательств над Спасителем. Существенное различие между этими
текстами, пожалуй, лишь в одном. Книжка исполнена откровенного
антисемитизма (что, в общем, вполне объяснимо, если вспомнить о том,
когда она была написана), гибсоновский же фильм в этом смысле и сдержан,
и объективен, быть может, лишь чуть менее политкорректен, нежели общий
ряд голливудской патоки.
Мне не хотелось бы здесь цитировать "Размышления..." ни для того,
чтобы предъявить читателю их стилистические особенности (текст, при всём
его своеобразии, более прочего напоминает апокрифические Евангелия), ни
для того, чтобы выделить какие-то конкретные частности, свойственные
воображению рассказчицы и обработке поэта, то есть, собственно говоря,
способы, с помощью которых Брентано удаётся создать произведение, не
умещающееся в пределах как только апокрифической, так и даже
эзотерической литературы, произведение, несомненно, относящееся к жанру
романа.
Скажу лишь, что книжка любовно издана (так, например, речения
Христа, цитируемые из Библии, и слова, приписываемые Ему рассказчицей,
выделены разными шрифтами), снабжена достойными комментариями, скромно
обозначенными как примечания, и рядом приложений, помогающих
современному читателю сориентироваться в исторических, культурных,
религиозных и политических особенностях эпохи, в которую Клеменс
Брентано и Анна Катарина Эммерих вершили свой человеческий и
художественный подвиг.
"Размышления...", с одной стороны, обессмертили рассказчицу, с
другой - стали для поэта одним из важнейших воплощений его главной мечты
- "создать такую мифологию, которая объединила бы человечество в едином
всплеске религиозного опыта, как это было в Средние века" (Там же. С.
250).
Точно так же стали они, по-видимому, главным событием для поэта и
переводчика Альфреда Солянова, по крайней мере, в последние годы его
жизни, когда, тяжело больной, торопился он завершить перевод и
комментарий к нему, "преодолевая напряженим духа тяжкие страдания и
торопясь осуществить начатое" (С. 265).
В заключение скажу: читать это нелегко даже не потому, что текст и
экзальтированный, и плотный, и вязкий, но потому, что в нём нас всех,
ответственных за то, что произошло две тысячи лет назад, СУДЯТ. И - по
справедливости - осуждают. А значит - читать это надо. Ведь незнание,
как известно, не освобождает... Тем более в наши дни, когда грани между
Иисусом и Вараввой, действительно, почти стёрлись. И ещё тем более,
когда речь идёт о Высшем суде. Ибо что есть Высший суд, как не
собственная наша совесть, едва уже, кажется, теплящаяся, но теплящаяся
всё-таки в любовно созданном нами же самими бессовестном мире?..
Рецензент:Распопин В.Н.