Слушай песню ветра, Пинбол 1973, Призраки Лексингтона

Слушай песню ветра, Пинбол 1973, Призраки Лексингтона
Харуки Мураками
/ Москва/ Эксмо/ 2003
Очень непросто определиться в своем отношении к прозе Харуки Мураками. И это не только мое субъективное мнение (хотя любое мнение субъективно) - почти все, кого я спрашивала о нем, признавали, что поняли и приняли его не сразу, не говоря уже о «полюбили». Иные не читали. Иные читали и в восторге. Иные читали, но еще не поняли, что к чему. И даже критики, в том числе и в Японии, делятся на «понимающих» = любящих и «не понимающих» = отторгающих. Объективно: Мураками большинству тех, кто его читал, нравится, а с точки зрения продаваемости его романы и рассказы - явление, прочно вошедшее в читательский мир наших дней, занявшее свою нишу в современном книжном многообразии.
И тем не менее это явление, стоящее несколько особняком. Пусть принадлежность Мураками к Литературе останется за рамками моих скромных размышлений («...только вряд \ Найдете вы в России целой \ Три пары стройных женских ног»). Вообще говоря, не люблю критиковать - люблю подчеркивать достоинства. Да и на общем фоне мощного потока сегодняшнего книгоиздания Мураками - крупный писатель. Его хронотопы, архитетоника, детализация, фоника (звучание текста), герои (люди и фантомы) и схемы их отношений вполне могут послужить темой не только для диплома, но и для диссертации.
Мураками - это, бесспорно, не плохо. Несколько монотонно, в одной тональности, об одном и том же (о маленьком человеке в большом современном мире) - да, но эта медленная монотонность - авторская концепция. Это способ выжить в совершенно сумасшедшем, скоростном, набитом ненужными мелочами мире. Это противостояние безумному, безумному, безумному миру: невероятная музыкальность текста, пронзительная лиричность отдельных деталей и описаний, просто физическое ощущение того, как неспешно льется неторопливая грусть.
Такие романы - вне времени, вне сюжета, все композиции, набросочные, фрагментарные, без начала и конца - могли родиться только в наше хаотичное, отрывочное, потерявшее целостность время, они - отражение современного мышления, когда уже не важно, что, а важно, как. Собственно, это классический постмодерн, давно заявленный плеядой звезд в лице Виана, Кортасара и т.д. И джаз в литературе был заявлен тогда же и ими же. Самый, пожалуй, лучший переводчик Мураками, Дмитрий Коваленин (есть еще Вадим Смоленцев и ряд других), так описывает постмодернизм Мураками: «При чтении его прозы возникает чувство, будто разглядываешь мастерски выполненный фотоколлаж из фрагментов реальности вперемежку со сновидениями, а в ушах постоянно звучат, переплетаясь друг с другом, фразы музыкальных произведений. Образы и метафоры в тексте по-дзэнски внезапны и по-символистски точны, языковой поток пульсирует смысловыми синкопами, оглавления напоминают обложки джазовых пластинок, а сюжет будто расщепляется на несколько партий для разных инструментов, импровизирующих на общую, не сразу уловимую тему в духе Чика Кориа или Арта Блэйки. Музыкализация текстового потока - назовем это так - прием, знакомый нам больше по испаноязычной литературе (Лорка, Борхес, Маркес, Кортасар), - приносит удивительные плоды на почве традиционного японского эстетизма. "Джазовый дзэн"? "Дзэновый джем"? Так или иначе, но именно в этом измерении, на неуловимом стыке Востока и Запада - маргинально-условном, как тональность си-диез - импровизируют свои жизни герои Мураками». Автор не рассказывает - он скорее описывает, фиксирует, зарисовывает отдельные и главные черты всего, что его окружает: что едят (замечательное выражение - «пищевой мусор»!), что пьют, что слушают, как болеют и спят. Все очень детально и осязаемо: не слыша музыки, ее чувствуешь, ощущаешь, как скользит по щеке осенний лист, как дует легкий ветерок, какие запахи доносятся из кухни... Просто спокойно и красиво:
«Глотнув зыбко дрожащего сентябрьского воздуха, короткое лето растаяло - а душа не хотела расставаться с его жалкими остатками... А кругом завывает ветер. Ничего особенного. Просто умерло еще одно время года».
«От одеяла исходил слабый запах солнца...»
«Ветер дул беззвучно, он будто скользил по просветам в темноте... Он уносил в далекие миры слабое тепло человеческих занятий и зажигал бесчисленные звезды в освободившейся холодной темноте».
«Случаются дни, когда что-нибудь берет и хватает за душу. Это может быть что угодно, любой пустяк. Розовый бутон, потерянная кепка, свитер, который нравился в детстве, старая пластинка Джона Питни... Список из скромных вещей, которым сегодня некуда податься... Потемки. Колодцы, вырытые в наших душах. И птицы, летающие над колодцами».
Как вам, а?
Мураками замечателен тем (и, может быть, в первую очередь), что он соединил в своем творчестве литературные, культурные, бытовые - все традиции Востока и Запада. Он - японец, живущий вне Японии (Европа, США), на него оказали влияние не только японские, но и западные писатели. Тот же Дмитрий Коваленин так пишет о «внепространственности» этого уникального автора, его «непринадлежности» к какой бы то ни было культуре: «Старики-японцы не любят его. Молодежь - боготворит. И те, и другие - фактически за одно и то же: прежде всего, от него... "слишком воняет маслом". Японское выражение "бата-кусай" (воняющий маслом) у нации, традиционно не употребляющей в пищу молоко, означает все прозападное, вычурно-неяпонское, пришлое, чужое. Мураками для них "воняет маслом с головы до ног". Его герои едят стэйки, пиццы и спагетти, слушают Эллу Фитцджеральд и Россини, а один из его самых знаменитых романов - двухтомник "Норвежский Лес" ("Норувэй-но мори", 1987) - назван в честь песенки "Битлз". И поначалу кажется - эти истории могли бы произойти где угодно. На страницах его произведений не встретишь ни имен, ни фамилий, и лишь названия городов да улиц как бы вскользь напомнят о том, что существует такая страна - Япония. Люди в "мирах Мураками" носят джинсы и "сникерсы", смотрят фильмы Хичкока, ездят на фольксвагенах, пьют "Хайнекен", а образы для диалогов и мыслей черпают из мирового рок-н-ролла и современной западной литературы, давно уже не скованных рамками истории, традиционного юмора или поп-культурных поветрий какой-то отдельной страны... О Японии - но и не замыкаясь в ней...»
Очень прозрачно просматривающаяся тема в творчестве Мураками - детскость. Все персонажи - взрослеющие дети (перешагнувшие порог взрослой жизни, но оставшиеся детьми и стоящие перед необходимостью взросления). Они наивны, трогательны, пассивны и не счастливы (потому что одиноки и бесцельны). Они, собственно, не живут, а наблюдают жизнь, которая проходит мимо. Они ищут выход из одиночества и безысходности. Некоторые (как Крыса, герой четырех романов Мураками, первые из которых представлены в вышеназванной книге) так его и не находят (или находят - в смерти, смотря что считать выходом).
Иногда (например, в «Охоте на овец») возникает женщина. А вот с ней сложнее. Некоторые из романов только указывают на присутствие женщины в жизни героев, абсолютно не детализируя ее и не наделяя личностными качествами, а в некоторых женщина предстает вполне человеком, достойным равноправия и уважения. Говорят, Мураками - первый из японцев, решившийся наделить женщину (которой ранее не было места в японском искусстве) характером, умом, индивидуальностью и поставить ее на одну ступень с мужчиной.
В общем-то, о чем бы ни писал Мураками, будь то любовь, война, болезнь или просто размеренная жизнь, читают его не для того, чтобы узнать, что случится с героями, а просто чтобы насладиться музыкальностью его языка «бетонных джунглей», как ни оксюморонно это звучит. Удивительное дело: мир, в котором живем и мы, и герои Мураками, страшно «напрягает» - это сплошные стрессы, спазмы, зажимы и судороги, а пройдя через призму воистину японской созерцательности, он перестает раздражать и вызывать отвращение. И не только мир его героев, но и нас окружающий мир. Тексты Мураками имеют просто терапевтическое воздействие - появляется ощущение расслабленности, мудрой умиротворенности, легкой светлой грусти и стремление продолжить поиск и найти выход. А значит, почему б ему, Харуки Мураками, не быть - на прилавках и в умах читателей?
«Слушай песню ветра» и «Пинбол 1973» - первые романы о Крысе (далее следуют «Охота на овец» и «Дэнс. Дэнс. Дэнс» - самые, пожалуй, известные из всех произведений Мураками). А «Слушай песню ветра» - вообще его самый первый роман, написанный в 1979 году и тогда же завоевавший приз литературного журнала "Гундзо" и мгновенную популярность в Японии. Пересказывать содержание бессмысленно, но если вам небезразличны проблемы современного молодого человека в многообразии взрослого мира (любовь, работа, встречи, потери, разнообразные мелочи, по какой-то причине неотступно притягивающие внимание, безысходность и умиротворение - утонченный японский вариант сэлинджеровской «Над пропастью во ржи»), то в романах Мураками непременно найдется что-то, что не оставит вас равнодушным - хотя бы скрывающаяся за внешней простотой мудрость. Процитирую еще раз Дмитрия Коваленина: «С самобичеванием и самоиронией маленький человек постепенно осознает: все вызубренные идеалы - дым, а главные ценности в жизни - лишь те, что ты сам взрастил в себе ценой собственных разочарований, слез и потерь... Знакомое ощущение? Тогда вперед: герой Мураками - это и ваш герой».
«Призраки Лексингтона» - сборник рассказов, написанный в два этапа, между которыми лежит пятилетняя работа над крупными формами. Это мастерские эскизы, иные из которых позже получили развитие в романах, иные остались в виде зарисовок. Автор не претендует на какую-либо концептуальность сборника: «Когда я писал, особо не задумывался. Просто писал то, что хотелось написать».
Немного мистические, оторванные от будничной реальности, мелодично-туманные, завораживающие, гармонично объединяющие восточное и западное мироощущение, рассказы Мураками оплетают паутиной невероятных событий и вымышленных миров, отчасти сказочных и часто смертельных. Местами чисто фантастические, местами совершенно реалистические, они представляют собой образец писательского мастерства Мураками в миниатюрной и лаконичной форме.
Рецензент:Зубов А.Е.