Круговорот.
М. Форман, Я. Новак.
/ Москва/ Вагриус/ 1999/ 384
Думаю, что немного найдется людей, не видевших таких шедевров
мирового кино, как "Амадей" и "Рэгтайм", а еще меньше тех, кто пропустил
"Полет над гнездом кукушки". Все эти картины, а вслед за ними фильмы
"Вальмон" (по мотивам "Опасных связей" Шодерло де Лакло, с блистательной
Аннет Бенинг), "Народ против Ларри Флинта"
(художественно-публицистическая биография основателя журнала "Хастлер",
открывшая талантливых Вуди Харрельсона и Кортни Лав), совсем недавний
"Человек на Луне", а еще до всего этого "Отрыв", в котором впервые
мелькнула на экране худенькая тогда еще, совсем юная, а ныне, может
быть, самая яркая звезда Голливуда последних десятилетий Кэти Бейтс...
все эти картины снял в Голливуде знаменитый чехословацкий режиссер Милош
Форман. Во всех этих картинах он, принципиально не снимающий звезд (за
одним-единственным исключением, когда в "Кукушкином гнезде" отдал
главную роль Джеку Николсону), "зажигал" на небосклоне кино новые
звезды.
Обо всех этих лентах, а равно и о тех, что он поставил до 1968 года
в Чехословакии, Форман в сотрудничестве с журналистом Яном Новаком и
рассказывает на страницах своих воспоминаний. Его небольшая, интересная,
легко читающаяся книга, впервые была опубликована у нас в журнале
"Иностранная литература", а в 1999 г. издана "Вагриусом" в популярной
серии мемуаров "Мой 20 век", где соседствует с воспоминаниями Троцкого и
Шаляпина, Чаплина и Вознесенского, Кагановича и Мариенгофа, Андре Моруа
и Лучано Паваротти, Жоржи Амаду и Агаты Кристи...
Что говорить, серия замечательная, любопытно было бы почитать, к
примеру, мемуары Утесова или Марлен Дитрих, но увы: в библиотеки книжки
не поступают, а в магазинах кусаются.
Вернемся, однако, к "Круговороту" Формана. Почему "Круговорот"?
Потому что жизнь такая - вся между оккупациями сперва гитлеровцев, потом
красноармейцев, а вслед за ними местных сталинистов и сверкающим
бомондом кинофестивалей. Лейтмотив задается с первых строк Пролога:
"Двадцать пятого марта 1985 года я сидел в первых рядах Павильона Дороти
Чэндлер в Лос-Анджелесе. На мне был смокинг, один из тысячи смокингов,
надетых в этот вечер, мои туфли были безупречно начищены. Вокруг меня
сверкали драгоценности на платьях, стоивших дороже автомобилей, а воздух
был напоен ароматами тончайших духов.
Я был выдвинут на "Оскара" за режиссуру "Амадея"... По сути дела,
этот фильм стал моим обратным билетом в Прагу после десяти лет изгнания.
Чехословакия была еще абсолютно тоталитарным государством, когда мы
снимали "Амадея". Коммунистическое правление длилось более сорока лет, и
в значительной мере именно оно определило ход моей жизни. Без него я
никогда не очутился бы в Америке. Я думал, что никогда не увижу конца
этого режима, хотя и понимал, что он не будет существовать вечно".
В этом круговороте с калейдоскопической быстротой проносятся лица
друзей и врагов, актеров и режиссеров, любовниц и продюсеров, учителей и
собственных детей режиссера. Иные персонажи (и таких немало)
обрисовываются четко, иные выступают лишь в одном-двух эпизодах, как,
например, Вацлав Гавел, будущий президент страны и соученик Формана по
созданной сразу по окончании Второй мировой привилегированной школы для
мальчиков - жертв войны, или четырьмя годами старший режиссера педагог
сценарного факультета киношколы, блистательный романист и будущий
Нобелевский лауреат Милан Кундера.
Горькая в целом, книга Милоша Формана написана тем не менее со
своеобразным, слегка абсурдистским юмором. Сие обстоятельство, впрочем,
легко объяснимо: какова жизнь, таков и юмор. Да и мы с вами, дорогие
читатели, вспомнив хоть еженедельные обязательные политинформации или
заучивание близко к тексту трилогии орденоносного Леонида Ильича, без
коего (заучивания) не допускались до сдачи экзаменов в технических и
медицинских вузах, вряд ли заплачем. Конечно, посмеемся. Теперь. И юмор
наш не будет ли абсурдистским?
По мере приближения к зрелости автора прореживается и его смех.
Одно дело рассказывать, смеясь, о том, как дурачился с Гавелом и Иваном
Пассером в школе, или мыкался двадцатилетним вместе с первой
женой-красавицей в поисках жилья, сталкиваясь на каждом шагу с
зощенковско-булгаковскими бюрократами от новой власти. И совсем другое -
в подробностях восстанавливать картину вынужденной, но неизбежной
эмиграции.
И все же, смеясь или печалясь, Форман везде остается оптимистом.
Даже страшную картину советской оккупации 68-го ему удается оттенить
эпизодом, насыщенным висельным юмором.
Повторюсь, читать "Круговорот" очень интересно. Кое-где, правда,
автор пережимает со славословицами в адрес Америки и американцев, но и
это тоже можно понять: и славу, и состояние он заработал в США. Да и
обрел там поистине вторую родину.
В одном из поздних интервью великий Феллини, отвечая на вопрос,
почему он отклоняет многочисленные предложения снять фильм в Голливуде,
в сердцах ответил, что, мол, завидует Форману: может жить где угодно и
где угодно снимать шедевры, в то время как лично он, Феллини, не то что
фильм не сделает, а и дня не проживет вдали от любимой римской улицы и
излюбленного на ней кабачка. Немножко так антисемитски получилось у
маэстро, зато колоритно.
Вся последняя треть книги Милоша Формана посвящена рассказу о пяти
его лучших фильмах. О подготовке к каждому, о съемках, о прокатной
судьбе этих картин говорится достаточно подробно и все с тем же
формановским юмором. Приведу в заключение несколько фрагментов истории
"оскароносного" "Полета над гнездом кукушки", на чем и закончу краткий
рассказ об этой книге, в которой и анализировать-то нечего, а надо
просто ее с удовольствием читать, совмещая чтение с просмотром картин
режиссера. А к "вагриусовский" серии "Мой 20 век" мы с вами в ближайшем
будущем, полагаю, еще вернемся, поскольку в моем распоряжении имеется
книга воспоминаний Чарльза Чаплина.
"Как-то раз мне (в это время Форман жил в Нью-Йорке, сделав лишь
один американский фильм - В.Р.) пришел пакет из Калифорнии. В нем была
книга, о которой я никогда не слышал, написанная автором, о котором я
никогда не слышал, и письмо от двух продюсеров, о которых я тоже никогда
ничего не слышал. Когда я раскрыл книгу и стал читать, она сразу же
увлекла меня. Я понятия не имел, что эта книга была не просто
бестселлером, но издательским феноменом, однако я немедленно понял, что
это лучший материал из всех, попадавших мне в руки в Америке <...>
В книге была живо показана драма бесконечного конфликта между
личностью и учреждением. Мы придумываем учреждения, чтобы нам было легче
строить более справедливый, более рациональный мир. Жизнь в обществе
была бы невозможной без сиротских приютов, школ, судов,
правительственных офисов и клиник для душевнобольных, но стоит им
возникнуть, как они начинают нас контролировать, регламентировать,
управлять нашей жизнью. Они поощряют зависимость, без которой не могут
существовать, а сильные личности представляют для них угрозу <...>
Эти продюсеры были странной парой - красивый молодой человек,
знаток кино, и остроумный седой ветеран, возглавлявший музыкальную
компанию в Сан-Франциско... Их звали Майкл Дуглас и Сол Зэнц, и они еще
не сделали ни одного фильма. В 1973 году имена этих продюсеров ничего
мне не говорили <...>
За столом я узнал, что Майкл Дуглас - сын знаменитого Керка Дугласа
(нашему зрителю Дуглас-отец знаком прежде всего по роли Спартака в
старом фильме С. Кубрика. - В.Р.), с которым я когда-то виделся в Праге.
В шестидесятых годах Керк Дуглас иногда путешествовал по странам
Восточной Европы в качестве посла доброй воли... Керк видел мои фильмы,
мы разговорились и вроде бы нашли общий язык.
- Послушайте, я сейчас работаю над одним потрясающим проектом, -
сказал мне Керк. - Я бы хотел, чтобы вы взглянули.
- С удовольствием, - ответил я.
- Это книга. Я вам ее пришлю.
Он сказал, как называется эта книга, но для меня эти слова были
пустым звуком, так что я скоро обо всем забыл. Я дал Керку адрес и стал
ждать, не придет ли что-нибудь по почте... Я так и не получил ничего от
Дугласа, но это меня не удивило. Он был знаменитостью, кинозвездой, и я
решил, что он просто... обо всем забыл.
Когда Майкл и Сол Зэнц наняли меня для работы над фильмом, я
приехал в Калифорнию и в доме Дугласов снова встретился с Керком.
- Мистер Форман, ну не сукин ли вы сын? - с этими словами он
обратился ко мне. Я был потрясен. Все вокруг онемели.
- Почему?
- Когда я послал вам книгу, вас не хватило даже на то, чтобы
ответить мне "идите к черту". А теперь вы живете здесь и из кожи вон
лезете, чтобы поставить по ней фильм.
Только в этот момент я понял, что книга, о которой Керк Дуглас
говорил мне столько лет назад, и была "Пролетая над гнездом кукушки", и
я ответил ему:
- Знаете, мистер Дуглас, самое смешное, что я о вас думал то же
самое.
Конечно, роман Кизи был конфискован чешской таможней, но никого из
нас не известили об этом <...>
Я подумал, что великолепный образ Макмерфи сможет создать Джек
Николсон. К тому времени он был уже звездой первой величины в Голливуде
<...>
Он всегда относился ко мне по-дружески, но он говорил на таком
немыслимом сленге, что я, с моим английским, просто не мог ему
соответствовать. Половину из сказанного Джеком я не понимал, и поэтому
при нем я всегда был скован. Меня постоянно мучило ощущение, что ему
скучно со мной. Теперь-то я понимаю, что это чувство было, вероятно,
вызвано моим параноидальным страхом показаться аутсайдером, но, во
всяком случае, оно совершенно не уменьшило степень моего восхищения
работой Джека. Я не мог себе представить, что кто-нибудь может лучше
сыграть эту роль.
"Черт побери, Милош, я пытался получить права на эту сраную книгу,
понимаешь, но старина Дуглас перебежал мне дорогу", - сказал Джек, когда
я предложил ему роль <...>
Как обычно, я столкнулся с самыми большими трудностями там, где
рассчитывал обойтись вообще без проблем. Мне пришлось потратить бездну
времени на поиски Вождя, которого Кизи описал как гиганта. Я настаивал
на том, чтобы актер был настоящим громилой, потому что рассчитывал
получить большие драматические дивиденды от его облика в том эпизоде,
когда впервые и совершенно внезапно примитивный, отсталый разум Вождя
взлетает до уровня, соответствующего его огромному телу.
Я быстро узнал, что среди индейцев вообще нет таких огромных людей,
каким я видел своего Вождя. Я отказывался поверить, что в Штатах не
найдется одного-единственного индейца, который мог бы играть центровым в
баскетбольной команде, и продюсеры поручили скаутам искать подходящего
человека по всей стране... Очень долго поиски были безрезультатными. Я
уже начал потихоньку готовить себя к мысли о возможности взять на роль
актера ростом поменьше, как вдруг раздался телефонный звонок из Сейлема,
штат Орегон.
- Милош! Я нашел такого громилу! <...>
В комнату вошел человек такого роста, что ему пришлось нагнуться в
дверях. Он представился как Уилл Сэмпсон. Мы начали разговаривать, и я
сразу же понял, что он умен. Ум - это главное, что я ищу в
непрофессиональных актерах.
В молодости Сэмпсон участвовал в родео, но травма позвоночника
прервала его карьеру, и теперь он пытался зарабатывать на жизнь тем, что
писал пейзажи <...>
Когда съемки подходили к концу, к моему трейлеру подошел Уилл
Сэмпсон; мы выпили пива и разговорились.
- Милош, а моя роль важная? - спросил он.
- Еще бы, - ответил я.
- Как ты думаешь, может быть, мне теперь стоит переехать в
Голливуд? Как бы ты поступил на моем месте?
- Уилл, поезжай обратно в Якиму и пиши свои картины. Если ты
понадобишья в Голливуде, они тебя и на Северном полюсе найдут. А если ты
им не понадобишься, то какая разница, живешь ты там или нет?
Через несколько недель после конца съемок я узнал, что Уилл Сэмпсон
живет в Лос-Анджелесе и его номер телефона не занесен в справочник.
Это было бы забавно, но у истории Уилла был трагический конец.
Безработному актеру трудно жить в Голливуде. Уилл выступил в нескольких
телевизионных шоу, но никогда не смог даже приблизиться к тому успеху,
который был у него в "Гнезде кукушки". Он умер через несколько лет, он
был еще совсем не стар <...>
Когда было произнесено мое имя, я онемел. Я побежал и схватил
маленькую статуэтку. Я заготовил речь и теперь сказал какие-то слова, но
мир превратился для меня в мешанину впечатлений и ощущений. Я стоял
перед приветствующими меня коллегами, за мной следили сотни миллионов
глаз. Я дошел до вершины моей профессии, я был в Голливуде, я был в
Америке, и я был счастлив и ошеломлен <...>
Я мало что помню об этом вечере... На следующее утро пришла гора
телеграмм. Самая трогательная была от Фрэнка Капры - его фильм "Это
случилось однажды ночью" был единственным, получившим, как и мы, пять
главных "Оскаров".
"Добро пожаловать в клуб", - гласила она".
Рецензент:Распопин В.Н.