Портрет на фоне мифа

В. Войнович
/ Москва/ ЭКСМО-Пресс/ 2002/ 192

Еще с антиутопической сатиры "Москва 2042", где изобразил писателя отъявленным монархистом, въезжающим в первопрестольную на белом коне, Владимир Николаевич Войнович сводит счеты с Александром Исаевичем Солженицыным. В новой книжке, напечатанной немалым по сегодняшним временам тиражом 12 000 экземпляров на превосходной плотной белой бумаге, надо полагать, он свел их до конца.

Из "Портрета на фоне мифа" (или просто из "Портрета мифа", на что намекает шрифтовая игра заглавия) любопытствующий читатель может узнать многое о его авторе, человеке, как он сам себя характеризует, демократичном, от советской власти пострадавшем хоть и меньше, чем его герой, но тоже, в общем, нехотя поживший в ФРГ, Солженицына любившем, как первую жену до развода и прочая. О герое же, увы, любопытствующий читатель, может узнать много меньше, потому как автор его главных сочинений не читал, в чем нам сам с первых страниц и признаётся. "Красное колесо" ему, видите ли, читать было нестерпимо скучно, "200 лет вместе" отпугнули антисемитским душком, так что и вообще не стал пытаться листать, короче, критику свою Солженицына - человека и писателя - он основывает на вещах ранних и на мемуарах ("Теленке" и "Зернышке").

Справедливо именуя нобелевского лауреата "человеком-эпохой", автор, надо понимать, оставляет его в границах советского времени, точнее в рамках "до Нобелевской премии". Там, стало быть, миф "жил, жив, будет жить", а потом сам себя взял да и развеял, роскошествуя во дворцах Вермонта или Подмосковья, слушая лишь самого себя, койотов, да ангажированных журналистов-подпевал, по-высоцкому, "то разуясь, то обуясь, на себя в воде любуясь". Не было, согласно Войновичу, после "Ракового корпуса" ничего значительного: "Архипелаг" - вещь спорная, нехудожественная и лично для него неубедительная, "Колесо" - непосильная мура, мемуары - чистое самолюбование, публицистика - невыполнимый и самим же Солженицыным не соблюдаемый свод законов: "...жить не по лжи трудно. Но надо. Но бесполезно", а уж "Как нам обустроить..." и ее продолжения - вообще анекдот, только не смешной.

А и в самом деле, смешно Солженицын писать не умеет, видать, не до смеха ему было. Войнович же умел, но, похоже, разучился - со времен второй части "Чонкина". Грустно его теперь читать, грустно и слушать. Пример тому - участие сатирика в познеровских "Временах", где он, будучи приглашен в качестве независимого наблюдателя (или как там у них это называется), ничего со стороны не наблюл и, спрошенный ведущим, двух слов сказать не смог. Только, как в рекламе, улыбался. Ну, может, писателю и правда легче писать, чем говорить.

Что же он, однако, в "Потрете..." пишет, кроме своего портрета на фоне? Он пишет, что персонаж "Москвы" Сим Симыч Карнавалов - не Солженицын, а образ собирательный... из облика Солженицына. Он приводит свою перписку с Лидией Корнеевной и Еленой Цезаревной Чуковскими, горестно сетовавшими по поводу "смефуевочек" над "человеком-эпохой". Он приводит и письменную реакцию самого, так сказать, прототипа. Все это ядовито, как, вероятно, кажется Войновичу, им комментируется. В конце концов признается: "Я долго работал над этой книгой. Писал ее, переписывал, откладывал на неопределенное время и опять за нее принимался. Сам себя проверял, не перегибаю ли палку, не поддаюсь ли заведомо несправедливому чувству... Имя Солженицына все еще одним людям внушает почтительный трепет, другим мистический страх. Правду о нем раньше нельзя было говорить по одной причине, а теперь по другой, но мало отличимой от первой. И с похожими последствиями. Противники Солженицына когда-то за защиту его исключили меня из Союза писателей и запрещали мои книги в Советском Союзе. Сторонники Солженицына за пародию на него запрещали мою книгу на Западе, а в России меня проклинали". И так далее. Словно это не Александр Исаевич сидел, а Владимир Николаевич продолжает страдать, бедный, непечатаемый изгнанник...

Причины обид и сведения счетов, на самом деле, легко угадываются, даже вычитываются из "Потрета": дело, как обычно, в деньгах и как всегда - в "еврейском вопросе".

Деньги - это гонорар за "Москву 2042", с выплатой которого доброжелатель и конфидент Солженицына Никита Струве (по прямому требованию заевшегося нобелиата) долго-предолго тянул, заставляя несчастного Войновича чуть ли не голодать в непосредственной близости от разнообразных вкусных колбасных изделий, выставленных в витринах западных супермаркетов.

Еврейский вопрос - ну, тут все понятно: "отец журналист, мать еврейка" (В. Войнович. Антисоветский Советский Союз. М.: Материк, 2002. С. 409). А у Исаича и с пятой графой все чисто, хоть и называли его гонители из госбеза Солженицером, и высказывается об этом деле как хочет и когда хочет, у Войновича разрешения не спрашивая.

Что ж это, читатель дорогой, получается как не соцзаказ - "Потрет" этот самый, на фоне...

Чей портрет и на чьем фоне - решайте, однако, сами, предварительно сопоставив "Ивана Денисовича" и "На пыльных тропинках", "Архипелаг ГУЛАГ" и "Чонкина", "Теленка" и "Шапку", "200 лет вместе" и "Антисоветский Советский Союз", "Образованщину" и "Портрет на фоне", скрижальное "Жить не по лжи" и ерническое "...но трудно. Но надо. Но бесполезно".

Кому как, Владимир Николаевич.

Рецензент:Распопин В.Н.