Ленин: жизнь и смерть

Ленин: жизнь и смерть
Роберт Пейн
/ М./ Мол. гвардия/ 2003/ 672
Старейшая отечественная книжная серия "Жизнь замечательных людей" порадовала читателей солидной биографией Ленина. Или, может быть, лучше сказать - сподобилась, наконец, таковую издать. Я нисколько не иронизирую. Издатели сами предваряют книгу, известную западным читателям уже четыре десятка лет, оправдательным (в отношении самих себя) предисловием: "Поразительно, но факт: ни в советские, ни в постсоветские времена биографии Ленина в серии "ЖЗЛ" не было. Два Наполеона, три Некрасова, четыре Пушкина (без учета павленковских изданий) и... ни одного Ленина <...> С отсутствием Грибоедова, Врубеля, Булгакова, Петрова-Водкина (при - добавлю - присутствии процессии, нет, демонстрации разного рода пламенных революционеров, например, Ногина - воистину "замечательный" был человек, глыба, можно сказать. - В.Р.) до недавнего времени еще можно было как-то примириться... Но - Ленин! Как ни крути, налицо библиографический парадокс" (С. 5).
Сей парадокс издатели объясняют былым страхом перед высшей мерой издательской ответственности, в советские времена легко перераставшей в ответственность уголовно-политическую, ныне же, во времена постсоветские, - нежеланием участвовать в охватившей другие издательства "утрированной безответственности: уж если ваять, то либо в бронзе либо из экскремента" (там же). В какой-то степени оправдание можно принять, но можно и не принять. Мировая лениниана огромна, выбрать всегда было из чего, а уж в постсоветские времена тем более: не хотите составлять сборник из текстов Солженицына - издайте Троцкого, к тому же "...недостатка в авторских заявках на написание ленинской биографии для серии "ЖЗЛ" редакция никогда не испытывала".
Вероятно, не в недостатке заявок дело. Дело в том, что (при всех сложностях - переводческих, финансовых, издательских) выпустить книгу иностранного автора, к тому же книгу, давно и положительно зарекомендовавшую себя в лениниане, "молодогвардейцам" было все же политически предпочтительнее: как-никак взгляд со стороны. И ладно. Не подписываясь ни под какими партийными, фракционными и прочими манифестами, попытаемся оценить "взгляд со стороны", в чем-то, разумеется, более объективный, но при этом лишенный глубины и главное - генетической памяти, той, что позволяет нашему соотечественнику, даже вроде бы никак к Ленину не относящемуся, даже родившемуся уже в постсоветской России, "шестым" чувством понимать то, что никаким британским профессорам в очках-велосипедах априори недоступно. Для них, западных авторов, Ленин - гениальный, демонический, еще какой угодно, но непременно великий экспериментатор. И точка. Экспериментировал он не над ними.
Книгу свою Роберт Пейн посвящает МУЧЕНИКАМ (каковыми, кажется, считает не только тех, кто стал жертвой ленинских экспериментов, но и самих лениных всех мастей - вот оно, отсутствие генетической памяти, вот она, объективность и беспристрастность, рождающаяся в ЧУЖИХ умах) и предваряет ее, подобно тому, как делают это и "молодгвардейцы", неким оправданием: "На страницах своей книги я предпринял попытку провести грань между Лениным-легендой и Лениным-человеком, каким он был наяву, живым, одушевленным (в то время, как вся книга, может быть, и независимо от воли автора, убеждает читателя как в раз в почти полном отсутствии этой самой одушевленности у ее героя. - В.Р.) <...> каким путем ему в голову приходили немыслимые фанатические догмы <...> хотел проникнуть в глубины его души <...> Это был человек, в котором были заложены огромные возможности, как в благих делах, так и в неблагих; в нем был источник такой энергии, что даже после его смерти людям казалось, будто он продолжает излучать ту же силу, лежа в мавзолее. А в остальном это история сломленного, измученного, невероятно щедро одаренного природой человека, единственного в своем роде, которого без колебаний можно назвать политическим гением" (С. 11 - 12).
Пассаж о невероятно щедро одаренном от природы человеке, однако, решительно никоим образом в тексте не подкрепляется. Напротив, разрушается и приводимыми житейскими (не житийными, чего нет - того нет) примерами, и анализом "литературного" творчества Ленина. Что же касается признания гениальности Ильича, то книга Р. Пейна повествует о злом гении, по-человечески, может, и правда, измученном (измучившим самого себя), но вряд ли сломленном судьбой, предсмертным осознанием ошибочности выбранного "другого пути", злой волей отравившего его "чудесного грузина" (Р. Пейн разделяет точку зрения ряда исследователей, считавших, что Сталин "помог" Ленину уйти). И стоило бы уточнить: речь идет не о политическом гении, но о гении революционном, то есть о гении не созидательном, а разрушительном. Это, конечно, не одно и то же. Тем более, что сам же Р. Пейн в последней части своего труда куда как убедительно показывает, а порой и формулирует: в конечном счете Ленин не создал ничего нового, а все, что было вокруг него человеческого и человеческого в нем самом, он последовательно и безжалостно подавлял и уничтожал, в полном соответствии с заповедями своего духовного родителя, Нечаева: "На совести у Ленина было немало грехов, но самым тяжким из них было его безграничное презрение к человечеству... <Если Маркс> уподобляет крестьянство разлагающемуся трупу, <то> Ленин пошел дальше. В его глазах анафему заслуживали не только крестьяне, но и все другие сословия, за исключением пролетариата, с которым, впрочем, он почти не имел близкого контакта. Окружив себя представителями интеллигенции и всякими теоретиками, он и их презирал в той же степени, что и крестьян, потому что не мог среди них найти себе равного по интеллекту (ОН - не мог, но это отнюдь не значит, что их на самом деле не было, просто у некоторых человечность преобладала над бесовщиной абстрактного интеллекта. - В.Р.) <...> Ленин обрек Россию на бесправное существование, лишив ее народ элементарных свобод. Это была деспотия без прикрас; ее оружием было истребление; ее целью было упрочение и незыблемость его собственной диктатуры... Беззаконие коммунистического режима было сотворено Лениным, исключительно им. Общечеловеческого понятия морали для Ленина не существовало <...> он разрушил все, что мог, и построил новый "храм". Только это был старый "храм", но с подновленным фасадом <...> Для Ленина род человеческий был чем-то вроде статистического материала... Это был фанатик, одержимый слепой верой в непогрешимость созданной им "науки", постигший все тайны ремесла разрушения" (С. 652 - 656).
Можно было бы продолжить цитирование. Но, если читатель заметил, я приводил выдержки из самого начала книги и из самого ее конца, так сказать, авторские заявки и выводы. Прочие шестьсот страниц - подробный и, пожалуй, скучноватый рассказ о том, как из упрямого, несколько истеричного ребенка, родившегося в чувашско-немецкой интеллигентной российской семье, вырос антихрист, по сравнению с которым даже любимые им реальные недолюди Нечаев и Писарев и придуманный ущербным воображением Чернышевского сверхнедочеловек Рахметов - всего лишь обыкновенные смертные.
Задавшись целью не просто проанализировать жизненный путь революционера, но рассказать жизнь гения злодейства, автор неизбежно должен разрушить многие легенды (как-то: самый человечный человек, вождь мирового пролетариата, великий гуманист и проч. нелепости от любви к детишкам до смерти от паралича, спровоцированного последствиями сифилиса), а в идеале - породить новую, соответствующую собственной концепции. Последнюю же, безусловно утверждаемую сочинением объемным, толковым и достаточно убедительным (для тех, кого вообще возможно убедить), скорее всего, можно определить следующими словами: "гениальный сын Нечаева и русского нигилизма". Именно так Р. Пейн и поступает, дав перед развернутой биографией Ленина краткий биографический очерк автора "Катехизиса революционера", а заодно подробно процитировав и сам заунывный и безграмотный "Катехизис", населив затем объемистое свое сочинение немалым числом персонажей-революционеров, исповедующими не столько марксизм, сколько базаровщину, персонажей, которые, подобно мелким бесам, возникают перед читателем как бы ниоткуда и зачастую, порезвившись на двух-трех страницах, исчезают в никуда (ни родословной у них, ни предыстории, да ведь и верно: все они вышли из нечаевского шинели, теряются же, видать, в каменной шинели железного Феликса), а также методично анализируя зубодробительно скучные, однолинейные, начисто лишенные литературного таланта и хоть какой-нибудь фантазии сочинения Ленина, политические и так называемые философские.
Последовательно отказывая своему герою в способности любить вообще, уважать кого-нибудь (в обоих случаях - даже самого себя, не говоря уж о так называемых соратниках, о жене, даже о любовницах), созидать хоть что-либо (совершенно замечательны в этом смысле страницы, рассказывающие о реальной роли Ильича в октябрьском вооруженном восстании), отказывая ему в принципе хоть в какой-нибудь возможности понимания красоты (Божьего ли мира, человеческих ли созданий) и невыгодно сравнивая его в этом смысле с более-менее достойными соперниками-соратниками, прежде всего с Троцким, откровенно вызывающим у автора теплые чувства, уничижительно (однако, порой малоубедительно) анализируя его собственные сочинения, Р. Пейн рисует облик практика-разрушителя с чертами книжного червя в обоих смыслах - переносном и прямом - этого последнего фразеологизма.
Книга густо насыщена воспоминаниями, цитатами из предшественников Ленина и его собственных трудов, но - за исключением последней части, одновременно трагической, острокритической и символической, - малоэмоциональна, суховата и - при отсутствии, правда, ученого академизма - намеренно нехудожественна. Нелитературна, я бы сказал. И это, похоже, тоже явление концептуальное: слишком уж нехудожественна сама личность ее героя.
В общем-то, таковым или почти таковым он мне всегда и представлялся, большой демон и маленький человечек, о котором одни пели (и поют до сих пор): "...всегда живой, всегда с тобой", а другие вопиют: "Боже, как я его ненавижу!", - сектантом, инквизитором, фанатиком, с ранних лет пошедшим "другим путем" по причине врожденного эгоцентризма, не обузданного вовремя вследствие ранней утраты гуманного влияния старших в (благополучной, законопослушной, без всякого сомнения буржуазной и интеллигентной) семье мужчин, не то чтобы совсем уж нелюдью, а скорее недочеловеком, чья личная трагедия заключалась именно в совершенной глухоте и слепоте к явлениям живой жизни, о которой он нагородил гораздо больше 55 томов Полного собрания сочинения - и не сказал ничего, а когда, казалось бы, вдруг нечто истинное увидел, услышал, понял, - изумился и навсегда потерял дар речи, успев лишь пробормотать: "Я, кажется, сильно виноват перед рабочими России..."
"Более честной эпитафии не придумаешь", - комментирует Р. Пейн. И это действительно так.
Вернемся в заключение к "молодогвардейцам", зачем-то же издавших именно эту книгу, "объективно", то бишь многосторонне оценивающую фигуру "вождя" только в самом начале, в затравке-заявке, концептуально же направленную прежде всего на стирание нимба, смывание ленинской легенды? Что нового предлагает сорокалетней давности биографический труд англичанина Роберта Пейна о русском немце из чувашей не тем, для кого он "всегда с тобой", и не тем, кто Ленина ненавидит, а тем, кто затрудняется ответить или вообще не слишком заинтересован предметом? Какую сверхзадачу ставили перед собой издатели? Или никакой - только лишь настойчивое желание заполнить лакуну двигало ими? В таком случае, что ж, жизнь первого из главных "замечательных людей", слава Богу, истекшего столетия представлена со всей возможной для одной книги одного автора полнотой, очередь за другими "героями": за Сталиным, Гитлером, Троцким, Пол Потом, Мао, Кастро и несть им числа...
Но, думаю, что сверхзадача у издателей биографии Ленина, выпущенной в серии "Жизнь замечательных ЛЮДЕЙ", в данном случае все-таки была более благородная. Книга Р. Пейна рисует пусть и недо-, но все ж таки человека, не напрочь лишенного человеческих свойств, хотя бы потому, что герой ее не только же ломал хребты соратникам и самой истории или нескончаемыми часами, как робот, просиживал в библиотеках, дабы извлечь из пыльных архивов в 14-м году то же, что извлекал и в 5-м, но, как многие, изменял жене - и не бросал ее, катался на велосипеде и не прочь был опрокинуть пинту-другую пива, потому что, как все, болел и умер (и больше того - дело его, вопреки истеричным утверждениям продолжателей, оказалось, по крайней мере, в прямых волеизъявлениях, тоже не бессмертным), перед смертью успев с ужасом окинуть тоскливым прощальным взглядом деяния рук своих - и должно быть, не потому что робел предстать перед Всевышним. В этом и видится мне сверхзадача издателей - вернуть идолу реальный человеческий облик. Облик человека скучного, человека плохого, но все же человека. Всего лишь человека.
По отношению к Ленину эта акция издателей заслуживает уважения. По отношению к молодому читателю - вопрос. Биографии куда более человечных Мартова, Керенского, даже, кажется, Плеханова в серии по-прежнему отстутствуют (или не сответствуют ни личностям, ни времени). Не говоря уж о по-настоящему замечательных людях - Булгакове, Ахматовой, Льве Толстом (не считаться же всерьез с калечной книжкой Шкловского), да мало ли их было, замечательных людей, у нас, а тем более - во всем человечестве.
Рецензент:Распопин В.Н.