 |
 |
|
|
Судьба Лермонтова
Эмма Герштейн
/ М./ Сов. писатель/ 1964/ 496
Представляя главным образом молодому читателю классический литературоведческий труд - книгу Эммы Григорьевны Герштейн "Судьба Лермонтова", изданную почти сорок лет назад, но мало в чем утратившую актуальность и ныне, вполне отдаю себе отчет и в том, что эта акция может показаться на первый взгляд не слишком своевременной, и в том, что чаемого молодого читателя вполне может оттолкнуть не слишком, правда, зубодробительный, однако вполне ощутимый стиль "совка", без использования которого вряд ли эта книга, написанная человеком ахматовского круга, могла увидеть свет даже и в годы "оттепели".
"Совок" в тексте несомненно присутствует, хотя бы в том совершенно уничижительном, даже презрительном отношении, с каким пишет автор о Николае I и высшем свете николаевского Петербурга. По сути же все, похоже, так и было: Лермонтова (при том, что и сам он, конечно, не был легким человеком) травили и сознательно подталкивали к могиле. Этот его последний, творчески и человечески звездный и усеянный отравленными терниями, путь от дуэли с Барантом и злополучного придворного маскарада, где поэт надерзил кокетничавшей с ним маске, под которой скрывалась императрица, до установления подлинных имен персонажей знаменитого стихотворения "Журналист, Читатель и Писатель", четкого формулирования черт глубокой оригинальности и - шире - художественных особенностей лермонтовского творчества 1839 - 1841 гг. и дуэли с Мартыновым представлен в книге Э. Герштейн с убедительностью дотошного исследователя и железного логика. Другой такой книги о Лермонтове, одновременно филологической и исторической, биографической и стиховедческой, в отечественной литературе до сих пор больше нет. А книгу Э. Герштейн, насколько я знаю, с 1964 г. не переиздают. Ранее автор ее со всей очевидностью не вписывался в систему, нынче же издателей не устраивает, похоже, именно стилистика "совка". Мне до седых волос книга не попадалась, в старых же районных и городских библиотеках, скорее всего, еще не весь тридцатитысячный тираж списан и разворован, оттого и рекомендую ее в этой заметке.
Что же переосмысливает в лермонтовской истории, на что открывает глаза читателям Эмма Герштейн, помимо пресловутых отношений поэта с царем и двором? Она открывает истинные лица друзей и врагов Лермонтова, вводя впервые в литературоведении в число первых знаменитого забияку и дуэлянта Руфина Дорохова, а ко вторым относя - тоже впервые и вполне убедительно - секунданта в роковой дуэли Александра Васильчикова. Она с той же убедительностью воссоздает любопытнейшую картину литературно-журналистских взаимоотношений поэта с его современниками писателями, прежде всего с популярным тогда, да и сейчас не полностью забытым беллетристом Владимиром Соллогубом, автором "Тарантаса" и "Большого света", романов, писавшихся одновременно с поздними стихами и "Героем нашего времени", напрямую зависимых от лермонтовских произведений и, в свою очередь, повлиявших на них. К такому выводу - литературной взаимозависимости, если угодно предпостмодернисткой литературной игры - приводит Э. Герштейн читателя, сопоставляя совершенно конкретные фрагменты "Большого света" и "Героя нашего времени", "Тарантаса" и "Родины".
Далее автор если не разбивает окончательно, то изрядно колеблет бытовавшее до ее исследования, да и сейчас еще бытующее представление о тотальном одиночестве, законченной маргинальности, чуть ли не нелюдимости Лермонтова, восстанавливая на глазах читателя таинственный "кружок шестнадцати", рисуя по необходимости скупые портреты отдельных его членов, их светские, человеческие и литературные связи в исторической перспективе. Попутно Э. Герштейн восстанавливает репутацию князя Гагарина, долгое время напрасно подозревавшегося в составлении рокового пасквиля, ставшего последним звеном в цепи катастрофических событий, унесших жизнь Пушкина.
В заключительной главе, посвященной последнему поединку Лермонтова, автор разоблачает истинную суть и насколько это вообще возможно открывает лица заказчиков и сочинителей легенд о благородстве Мартынова, якобы защищавшего честь сестры, оскорбленной поэтом и выведенной им затем в образах княжны Мери и Веры Лиговской, а равно и "о "бретерстве" Лермонтова, об его невыносимом характере и прочих обстоятельствах, послуживших якобы причиной его неизбежной гибели", со всей возможной точностью восстанавливает развитие преддуэльной истории и ход самой, опять-таки по легенде, "обыкновенной офицерской дуэли". Собственную концепцию Э. Герштейн развивает, широко используя дневниковые, эпистолярные и мемуарные материалы, до ее исследования либо вовсе неизвестные, либо несистематизированные, либо до широкого читателя не доходившие. В числе источников использованы письма и дневники семьи Мартыновых, С.Н. Карамзиной, А.О. Смирновой-Россет, П.А. Вяземского, императрицы и других современников великого поэта.
В тесном сплетении с восстановлением, так сказать, биографической справедливости, звучит ранее практически незнакомая широкому читателю тема "Лермонтов - журналист", последовательно разрушается "...миф о том, что поэт сторонился литературной и журнальной борьбы", одновременно автором книги "устраняется... мнимая противоречивость творчества Лермонтова благодаря предложенной... передатировке ряда его стихотворений".
Завершая эту небольшую заметку, отмечу завидную для подобных изданий ясность намерений и доступность изложения, пусть и несвободного от некоторой необходимой по цензурным соображениям заидеологизированности, но вместе с тем убедительного, легкого для понимания любого непрофессионала, для всякого читателя, кому дорога русская литература, в том числе, конечно, и современного старшеклассника.
Рецензент:Распопин В.Н.