Иванов (Фомин) В.

Семь бед

(публикуется впервые),

Глава: Начало

28-е мая, День пограничника. Мой профессиональный, или "национальный", как в шутку называют его мои друзья, праздник. Пять таких праздников я встретил на границе, остальные - дома. Дома как-то странно они проходят, с оттенком грусти, чувствуешь что-то вроде ностальгии. Я обычно беру в этот день отгул и прихожу пораньше в парк на встречу с сослуживцами. Долго сижу на скамейке и "кручу кино" - вспоминаю все подряд, всю службу, начиная с призыва...

Это была довольно странная эпопея - призыв. Пока я заканчивал ПТУ, работал и на двойки сдавал экзамены в институт, подошла к концу моя отсрочка, и райвоенком периодически подтягивал меня на всякие медкомиссии и "контрольные явки". Приписали меня с 14 лет в танковые войска, это было нечто вроде традиции: все мужчины нашей семьи в них служили, включая отца и 18 моих дядей и двоюродных братьев, относился я к этому, как к само собой разумеющемуся и голову не грел. К тому же в те времена не служить в армии было своего рода "западло", а служить в своем родном городе - "западло" еще больше, друзья-приятели на таких смотрели, как на придурков или ущербных. Кому такое понравится? И вот, в один прекрасный день я пришел на очередную встречу с военкомом и между нами состоялся примерно такой разговор:

- Из спорткомитета на тебя бумага пришла, - военком двинул ко мне лист за семью печатями, - будешь служить в нашем СКА.

Так как мне тогда было полных 19 лет, со СКАшниками я уже встречался на соревнованиях и слабый уровень их подготовки знал хорошо. А какой там еще мог быть уровень, если они ни фига не делают весь день, а всю ночь по девкам бегают или водку пьют? Такая перспектива меня не обрадовала и я прямо заявил:

- В СКА служить не пойду. Я приписан в танковые? Ну вот туда и отправляйте.

Военком рыкнул:

- Это тебе не гражданская вольница, направим - пойдешь, как миленький!

- Тогда я на ринг не выйду.

- Прикажут - выйдешь!

У меня слегка заложило уши от рева майора, но я четко помнил, что пока на мне нет погон, мы с ним в равных правах и поэтому тоже добавил громкости:

- Тогда я там так отбоксирую, что вы меня оттуда в первый же день переведете! И нечего на меня орать, я пока не ваш подчиненный.

На лице майора весьма ясно была выражена безмерная любовь ко мне лично и всем "гражданским шляпам" в мировом масштабе, но он сдержался и почти ласково пообещал:

- Как скажешь, но тогда я тебя в такую дыру отправлю, куда Макар телят не гонял.

Я пожал плечами и хмыкнул:

- Вот и хорошо, мир посмотрю.

Военком решил не вступать в дальнейшие пререкания с "этой бестолочью", вздохнул, показывая всем видом: "Что еще взять с боксера? Ушибленный на всю голову!", и выписал мне призывную повестку. С тем мы и распрощались до первого ноября.

Не скажу, чтоб меня тогда сильно заботило, в какие войска и в какую точку на карте я попаду. Служить тогда хотели почти все, а если кто и не горел большим желанием, то им было, по крайней мере, все равно: надо так надо. Многие мои приятели мечтали служить в десанте или морской пехоте, но я знал, что мне в эти войска дорога заказана - ростом не вышел, и поэтому хотел только одного: лишь бы не в стройбат. Здоровье у меня было что надо, всякие характеристики тоже, к тому же военком был мужик по натуре не злой и отходчивый, так что я особо не волновался.

Сюрприз он мне все же подготовил. Когда я, стриженный под машинку, в старом пальто и с задрипанным чемоданом, в котором поместились все нехитрые шмутки, явился в назначенное время, он вручил мне военный билет и бланк, на котором было написано "Команда 300 А". Что это за команда, я понятия не имел, но физиономия у него была хитрая и довольная. Всего нас призывалось в тот день четверо, все определены в эту загадочную "300 А". Когда раздолбанный военкоматовский РАФик дотряс нас до сборного пункта, в простонародье "Холодильника", ситуация прояснилась. Принимавший нас офицер снизошел до ответа:

- Это морчасти погранвойск, будете служить на катерах охранения.

Я тогда подумал: "Вот жук майор, надо же, на три года мне службу подсунул вместо двух!", но не расстроился - куда уж теперь деваться-то? Вечером на четвертые сутки прозябания в "Холодильнике" (он, кстати, находился тогда на улице Холодильной, да еще и скудным отоплением прозвище свое оправдывал) прозвучал долгожданный вызов: "Призывникам команды 300 А подняться на второй этаж". Мы быстро собрались и застыли в нетерпении. К нам вышли офицер и два геройского вида сержанта в зеленых пограничных фуражках. После общей переклички офицер назвал десять первых фамилий из списка и объявил вышедшим из строя:

- Вы будете служить не в морских, а в сухопутных погранвойсках. Есть вопросы?

Вопросы были: половина названных, оказывается, имели какие-то военные специальности, полученные в ДОСААФ. Офицер вернул их в строй и также подряд по списку назвал недостающие фамилии, в их числе и мою. Я тогда весьма смутно представлял, в чем отличие службы в морчастях от сухопутных, но разницу между тремя и двумя годами службы видел ясно, поэтому не возражал.

Наутро нас повезли в аэропорт, погрузили в самолет, и мы полетели, как коты в мешке: не зная - куда и плохо понимая - зачем. Сопровождавшие нас сержанты и офицер всю дорогу терпеливо отвечали на все вопросы одной фразой: "Доберемся - увидите". На нашу беду летели мы спецрейсом: никаких стюардесс, никаких других пассажиров, у которых можно было бы выяснить, куда же мы движемся. Так что, куда и когда мы доберемся, оставалось тайной до самого конца пути. Когда самолет приземлился и нас вывели из аэропорта, все как по команде повернули голову к зданию - посмотреть, куда же мы прилетели. Вывеска гласила: "Артем". Что это за Артем и, самое главное, где он находится, не смог вспомнить никто. Но в целом место начинало нравиться - тепло, незнакомые, но приятные запахи, зеленая трава и деревья, никакого намека на снег.

Дальше - несколько часов в грузовиках с наглухо зашнурованными тентами, под бдительным присмотром сержантов - старших машин, в корне пресекающих любые попытки выглянуть из-под брезента и еще менее разговорчивых, чем наши сопровождающие. Когда машины наконец остановились и нам разрешили выбраться, я оглянулся вокруг, и у меня перехватило дух от увиденной картины. Мы стояли на морском причале, а справа и слева от нас, на сколько можно разглядеть, огромными серыми громадами возвышались пришвартованные боевые корабли размером с трехэтажный дом, а некоторые и того больше, и казалось, что рядам этих могучих стальных гигантов нет конца. Когда, наконец, мы смогли закрыть рты и почти ко всем вернулся дар речи, улыбающиеся и явно довольные произведенным эффектом сопровождающие дали наконец первые объяснения: мы оказались во Владивостоке, а перед нами была бухта Золотой Рог, одно из мест стоянки Тихоокеанского флота.

Чуть позже мы погрузились на так называемый паром - непомерное водоплавающее сооружение, поместившее в своем чреве несколько десятков грузовиков, в два раза больше легковушек и уж не знаю сколько пассажиров. Плаванье на нем радости нам не принесло, потому как нас разместили на нижней, закрытой палубе. Когда через несколько часов нас выпустили на берег, всем предстояло удивиться еще раз: мы оказались на абсолютно пустом каменистом пляже, где из всех следов цивилизации находился лишь небольшой бетонный пирс, выглядевший, как после артобстрела. Столпившись в подобие строя, все оглядывались по сторонам, прикидывая, сколько километров предстоит добираться до какого-нибудь жилья и уж не пешком ли? Но едва паром отчалил и начал набирать скорость, как раздалось урчание моторов и из ближайшего леска вынырнули развернутым строем несколько никем до того не замеченных грузовиков, крытых камуфлированными тентами. Все эти мелкие сюрпризы оказывали на наши неискушенные души весьма серьезное влияние, и многие уже подсознательно чувствовали гордость от причастности к таким замечательным войскам, как пограничные.

Через какое-то время наша разномастная команда стояла на плацу и вышедший на его середину офицер довел наконец до нашего сведения, где же мы оказались. Как выяснилось, прибыли мы в учебный отряд, где аж шесть месяцев должны учиться всяким-разным военным специальностям и только потом, сдав экзамены и получив звания сержантов, разъехаться по границе. Он так и сказал: "Все сдадите экзамены и станете сержантами", а я подумал: "Интересный тип, с чего это он решил, что все сдадут эти самые экзамены? А вдруг кто завалит, как я в институт?" Что тогда я мог знать о том, как нас будут учить? Да ровным счетом ничего, как вскоре и выяснилось. Потом мы отправились в баню, после которой со всеми нами случилось чудесное преображение. В баню мы входили пестрой, живо галдящей толпой, так же шумно и весело там мылись, стриглись и переодевались в форму. А вот когда вышли - всех словно подменили. Прекратились шутки и треп, неуклюжий строй выглядел испуганно-пришибленным. Почему-то не хотелось болтать, многие, в том числе и я, стали как-то затравленно озираться по сторонам, словно не узнавая друг друга. И действительно - узнать стало сложно, все на одно лицо, из отличий остались - рост и цвет короткой стрижки, прямо цыплята из одного инкубатора! Подошедший старший сержант быстро выровнял нас по линии, оглядел и успокоил:

- Да расслабьтесь вы, скоро привыкнете, наоборот, все гражданские начнут казаться одинаковыми, - видно, хорошо знал, о чем мы тогда думали.

Десять дней нам предстояло жить на матах в спортивном зале, на карантине. Никаких работ, никаких зарядок, просто курорт. Учились пришивать погоны, подворотнички, чистить бляхи ремней, быстро строиться и делать все по команде, то есть самым азам солдатской жизни.

На восьмой день к нам пришел сержант-писарь со здоровенным журналом и объявил:

- Подходи по одному записываться на специальности.

По рядам пробежал легкий шорох, а потом кто-то самый смелый спросил:

- А какие специальности тут есть?

Сержант устроился за столом и произнес примерно такую абракадабру:

- ПСНРщики, СБРщики, прожектористы АПН и Б-200, системщики, начальники и операторы ПТНов, - и еще десяток подобных сокращений. Потом оглядел наши вытянувшиеся физиономии, вздохнул и принялся более-менее подробно рассказывать, что это за специальности и кто чем будет заниматься на границе, после их получения. Понял я его плохо и поэтому, когда подошла моя очередь, спросил:

- Скажите, а какая учебная застава самая чокнутая?

- Их две: 12-я и 13-я, системщики, командиры отделений сигнализации и связи после выпуска. Но тебе туда нельзя, сдохнешь через неделю, а может и раньше. У них все не как у людей: все шагом - они бегом, все бегом - они ползком. Психи. Да и служба потом собачья, все время на улице, с колючкой да столбами. Пишись лучше на что попроще, больно вид у тебя хлипкий, они таких не берут.

Но я для себя уже все решил и ответил:

- Пишите на тринадцатую, уж больно число нравится, а там разберемся, возьмут, или нет.

За день до окончания карантина в спортзал зашел высокий старший лейтенант и топорща грозные усы представился-прорычал:

- Я замполит тринадцатой заставы Гр-р-рачев. Кто записан к нам - выходи строиться.

Желающих оказалось человек пять. Я привычно занял место на левом фланге жиденькой цепочки. Офицер удивленно вскинул брови и рыкнул:

- И это все?!!

От его вопроса старшина сборов поежился и втянул голову в плечи, разводя руками, дескать, не горит народ желанием. Грачев подошел к нам и всем по очереди задавал одни и те же вопросы: образование, спортивная квалификация, увлекался ли электроникой. Когда дошел до меня, оглядел и вздохнул. Вид у меня, согласен, неказистый был - ремень чуть ли не вдвое вокруг пояса обернулся, уши торчат во все стороны, шея в воротнике болтается, как карандаш в стакане. А чего еще ожидать от человека, который больше года обязан был держать стабильный вес "мухи" - 50,5 кг и ни грамма больше, да и одетого вместо 46-го размера одежды в 48-й? Вот он и скомандовал без долгих размышлений:

- Ты свободен, нам нужны здоровые люди.

- Я не жалуюсь на здоровье, больных и немощных в погранвойска не призывают.

- Спортсмен?

- Так точно, третий разряд по боксу, второй по стрельбе.

- Чем докажешь?

У меня с собой была зачетная книжка спортсмена, но я про нее решил до поры до времени молчать и предложил:

- А Вы проверьте.

Отжаться 50 раз и сделать шесть подъемов переворотом на перекладине - детский тест!

- Ну, если ты еще и бегать можешь, поглядим. А как с образованием? У нас сложная техника.

- Я слесарь по ремонту электровозов, ПТУ с отличием закончил.

- Электроника - это тебе не паровоз. А разряды сам себе присвоил, или настоящие?

Вот тут настала очередь зачетки. Грачев прочел ее и ткнул пальцем в раздел "Присвоен разряд":

- Ты чего мне мозги пудришь, здесь же предыдущая запись "Кандидат в мастера спорта"! Так за какие грехи тебя с кандидата дисквалифицировали?

- За удар, не предусмотренный правилами, и грубость с судьей, - это было почти полной правдой, а в подробности я вдаваться не стал, мало ли что.

- А не за пьянку?

Тут настала моя очередь удивляться, и я ответил вопросом на вопрос:

- А Вы часто видели пьющих боксеров?

- Ладно, возьму кандидатом, но если через неделю ныть начнешь или от учебного процесса отстанешь - переведем в роту обеспечения каким-нибудь кочегаром или сантехником.

Тут я промолчал - глупо хвастать или обещать, даже не представляя, на что идешь. Потом замполит отобрал у старшины сборов журнал и выбрал по спискам еще человек пятнадцать ребят покрепче и с каким-нибудь специальным образованием, типа техникума или первого курса института. На все "не хочу", "не могу", "а мне бы..." и "разрешите..." отвечать не стал. Велел хватать шмотки и бежать строиться во двор, а когда привел на заставу, произнес короткую речь:

- Все, ребята, отсюда две дороги: или с сержантскими погонами на плечах в войска, или на местный подхоз хвосты свиньям крутить. Имейте ввиду, техника, которой вы будете учиться, самая новая, застава наша молодая, всего три выпуска сделали, но все "отличные". Конкуренты в спорте для нас - только соседи по этажу, 12-я застава, тоже системщики. Только мы и они сдаем физическую подготовку, стрельбу и тактику экзаменами, остальные - зачетом. Пограничник вообще и системщик в частности должен уметь стрелять, как ковбой, и бегать, как его лошадь. Все остальные заставы отряда на нас равняются, но догнать и, тем более, перегнать нас по любым показателям не могут и не должны смочь. Правило и девиз для нас один: "Мы - лучшие"! Увольнений нет, отпусков нет, выходных нет, что ни праздник - то спортивный, что ни отдых - то активный. Все болезни лечатся бегом и трудом. Если курсант не выполняет учебный план или получает три взыскания от командира отделения, его переводят в другое подразделение. В общем: не попал - радуйся, а попал - гордись. Но текучести у нас нет, больше троих за курс еще не отчисляли.

Потом были вопросы: когда начнем стрелять, заниматься рукопашным боем, какие специальные занятия нам предстоят. Всем нетерпелось. Командиры отделений охотно и в цветах и красках расписывали нам прелести учебного процесса и обещали, что через несколько дней, когда застава будет полностью укомплектована, все эти радости станут нам доступны.

Собралось нас всего 45 человек, а выпустились через полгода 42. И наш выпуск тоже стал отличным, то есть больше половины получили сразу звание сержантов, минуя "младших", и все до единого - квалификационную категорию "специалист третьего класса по средствам сигнализации и связи". Но это было потом. А вот когда мы только начали учиться, я на своей шкуре быстренько просек, что такое "войсковая система обучения". Утром встали - и побежали, через 45 минут прибежали - и за 10 минут привели в порядок спальное помещение и себя. Убежали на завтрак - и занятия до обеда. Перед обедом пробежались или "качнулись" - и занятия до ужина. Перед ужином "качнулись" или пробежались - и делать "домашнюю" работу до отбоя. После отбоя сдал "хвосты" по предметам - спишь, не сдал - учи хоть до подъема. И так изо дня в день, и в будни, и в праздники. Отличие выходных от будних дней: в субботу после зарядки выносим хлопать матрацы и одеяла, в воскресенье дают в столовой вареные яйца, а остальное так же.

Хоть нагрузки росли постепенно, но все равно тяжко приходилось, ох как тяжко! Все было: и стертые до крови непривычными портянками ноги, и натруженные неподъемным снаряжением плечи, и красные от бессонницы глаза, и мучительная рвота на шести- или десятикилометровых марш-бросках, и нудная боль вдребезги разбитого на "рукопашке" тела. Были постыдные слезы слабости, была злость на собственную тупость, была обида на "несправедливые" и "чрезмерно строгие" взыскания. Было зверское желание ВЫСПАТЬСЯ (это когда даже во сне снится, что хочешь спать). Но еще было плечо, подставленное на бегу, за которое можно было схватиться и отдохнуть, тащась на буксире и черпая свежие силы от неутомимого друга. Была щенячья радость, когда какой-нибудь проклятый норматив наконец поддавался и входил в "отличные" рамки, была гордость - "Я тоже могу!" Были командиры, делающие все то же самое, но играючи, легко и быстро, не признававшие даже оценки "четыре", не то что "тройки". У нас были самые лучшие в мире командиры, на которых так хотелось стать похожим!

Учебка не оставила о себе особо ярких впечатлений, наверное, потому, что каждый день был повторением предыдущего. Помнятся только какие-то маленькие открытия и курьезы. Помню, как-то я с третьей попытки засыпался на "Обязанностях солдата (матроса)" из Устава, а добрый отделенный напомнил простой, но очень действенный метод изучения скучного материала. Метод назывался "Не доходит через голову - дойдет через ноги или руки". Между делом он рассказал, как сам учил Устав будучи курсантом: книгу на пол, становишься над ней в "упор лежа", ноги кладешь на спинку кровати и начинаешь отжиматься, пока читаешь. Я попробовал - получилось. Так и спать не хотелось, и материал почему-то быстрее разучивался. Еще помню, как загремел в группу "дроздофилов". Была у нас такая, с позволения сказать, "спецкоманда" - в нее направлялись те, кто не укладывался в нормативы по гимнастике. Я однажды расшиб себе ладонь (уснул на ходу, бывает же!) и недели полторы к турнику не подходил, а когда рука зажила, с ужасом выяснил, что не могу и пять раз подтянуться. Отделенный сразу вынес приговор - в "дроздофилы"! Неделю кучка несчастных снималась с последних пар и под руководством замполита два раза по два часа в день делала обычную гимнастику, но с табуретками в каждой руке. Соответственно, недостающие учебные часы переносились на "послеотбойное" время. В субботу нам давали отдых - освобождали от плановых занятий физподготовкой, кроме утренней и вечерней зарядки, а в воскресенье - зачет по гимнастике. Если какой-нибудь бедолага не сдавал - "дроздофилил" и следующую неделю. Мне волшебные табуретки помогли с первого раза.

Так мы и жили, день за днем. Заглянешь бывало в календарь - мама родная, как же еще долго и много служить! А потом как-то незаметно и сразу все кончилось. Просто одним прекрасным утром мы прибежали с зарядки и старшина, глянув на часы, сказал:

- Сегодня мы опять шестерочку за двадцать восемь минут проскакали, но так как после завтрака мандатная комиссия, качаться не пойдем. Приведите себя в лучший вид, чтоб сияли, как новый гривенник.

И тогда я наконец-то осознал, что во мне теперь 65 кг сухих мускулов и крепких костей, в голове - целая куча намертво вбитых новых знаний, на плечах - погоны сержанта, а на гимнастерке - знаки "Воин-спортсмен II степени", "Специалист III класса" и "Инструктор по рукопашному бою". Батюшки, а учебка-то кончилась! Надо же, а вроде только вчера все начиналось, куда же делись эти шесть месяцев?

Когда я вошел на слабых ногах в класс, где заседали вершители судеб и дрожащим голосом проблеял: "Курс... сержант такой-то за получением направления прибыл", - молился всем богам, лишь бы только не оставили курсовым в учебке, лишь бы на границу! Какая же это жизнь, курсантов гонять? Нет, мне бы настоящего дела, чтоб с романтикой, да побольше, побольше!

- Как вы знаете, товарищ сержант, - сказал начальник заставы, - отличники имеют право на выбор при распределении. У вас есть возможность остаться курсовым командиром отделения или выбрать любой округ. Но в связи с тем, что N-ский линейный отряд нашего округа в этом году сдает московскую проверку, а нас просили откомандировать туда лучших специалистов, мы хотим предложить вам службу в этом отряде. Вы не возражаете против службы в Приморье? Можете отказаться.

Отказаться?! Да что я, больной? Тут же на тарелочке с голубой каймой преподносят все чудеса, о которых простой смертный и мечтать не смеет: и московская проверка, и прославленный отряд, рекордсмен по числу задерживаемых нарушителей, и собачий климат с воздухом, в котором воды больше, чем кислорода, и сопки, и море, и абсолютно сумасшедшая природа, и еще черт знает какие радости. Конечно, я согласился не раздумывая.

Через неделю мы, безмерно счастливые отличники, ехали в поезде, полностью повторяя путь призывников: с ощущениями кота в мешке, с очередным молчаливым сопровождающим, с универсальным ответом на все вопросы "Доедем - увидите", с тревогой и надеждой в сердце, и совершенно не представляя, что же нас там ждет...