Домникова Ю.

И боль моя, и жизнь, и нежность...

Новосибирск, "Рассвет", 1997

Глава: Dark side

***

Море можем ли вспенить?
Не легче и взять, что Господь
                     на ладонь положил?
Это надо понять,
Как величие мрака, где пусто и жутко:
Как легко обесценить
То малое, чем ты всегда, трепеща, дорожил,
Как легко потерять,
Что подвешено к небу на нити рассудка.
Как легко окунуться
В бездумный, манящий,
                   хотя и ненужный искус!
Это воля богов,
Предающих себя нескончаемой тризне.
Как легко не проснуться,
Познавши кошмарного сна
                   опьяняющий вкус, -
Это просто любовь,
Что кружится в безумной мелодии жизни.

Эпилог

Я знаю только то,
             Что жизнь колеблется на нити плача,
И боль - единственная дорога,
             ведущая к пониманью.
Я одна из тех миллиардов,
             кому не выпала сверхудача -
Любовь, и чья жизнь - нечто естественное
             и столь же бесцельное, как дыханье.

Вы помните мое счастье?
             Нет, это просто ошибка.
Вы знали меня легкой и быстрой?
             Так это нервы и излишнее волненье.
Вы видели мой смех?
Смеялась судьба - не я, усмешка, а не улыбка.
Вы слышали мои песни? -
Горечь и просто приснившееся недоразуменье.

По неопытности.
             А так мне, наверно, лет триста.
Как жаль, что не тридцать
             и уж, конечно, не тринадцать!

Не правда ли,
             так у истлевшего пьянчуги-артиста,
Такого гениального когда-то...
А теперь ему и на третий этаж не подняться...

Я уже не белка в колесе -
             я просто ось карусели.
Вокруг меня кто-то бегает, опаздывает,
                         даже целуется.
А мне губы на то, чтобы вслух подумать:
"Я могу быстрее, только б вы успели!"
Ведь жизнь такая короткая:
             вон как стрелки в часах беснуются!

А мне говорят, что жить надо реально,
                         с перспективой,
И совсем невдомек им,
             что не живу я, а лишь наблюдаю,
Что просто когда-то я не захотела
                   остаться счастливой,
Что все, что мне нужно, -
                   сгореть, никому не мешая.

Любить - это значит беречь.
             Значит, я не христианка,
Ибо я не вижу смысла в том,
             что зовут надеждой.
Я могу поставить себя центром Земли,
             но любить себя - тут я профанка,
Которая стала
             до безусловных рефлексов грешной.

И ведь кружится, плавает,
                   просто летает, льется
Это целое, тенеобразное,
                   громоздко-людское.
Даже на новую душу (да что там! -
хотя бы на саван!) - и то времени не остается!
Конечно, я не заслужила света,
                   но хотя бы покоя?!

***

Зачеркните меня
             на листах своей памяти
И сотрите мой призрак
             с бесчувственной паперти!
В ухмылке надменный оскал
Беспощадной ограды,
                    чугунно-решетчатой.
Долго шарик земной,
                    параллелисто-сетчатый,
Всемирную жертву искал.
Я готова -
             свищите бичами суровыми,
Истопчите мне грудь
             сапогами с подковами!
И в неистовой пляске огня
Утону я, чтоб выглядеть
                   самою низкою
(Неужели так сложно
             не быть мазохисткою?..),
А лучше - убейте меня!

***

Я вещественна до мозга костей.
Я докопалась до мозга вещей.
Там - sum, а cogito - совсем не обязательно.
Что делать? To be or not to be?
А надо ли что-то делать? Ведь я - просто sum,
Овеществленная почти совсем...
Какое счастье, что вещи не вечны!

***

Я лошадь нежности в узде своей воли,
Я сгусток мягкости в узле слезной соли,
Я страшно добрая в яйце своей маски...
Я берег Стикса - реки моей ласки.

Я Цербер на страже любви своей,
Съедаемой ядом губ неотданных,
Я страх об стенку: "Согрей! Согрей!"
... У бабы с косой так много подданных!

И я одна из них в цепях своей жертвы,
Я пена с пламенем из дымного жерла,
Я чрево безысходности страсти,
Я полколоды без цвета и масти.

Я верность, в которой разврат кипит.
Я девка-Любка, толпой раздетая.
Я это то, что всегда горит:
Я Мать всемирная, но бездетная.

Я рваное мясо под мертвенно-белым,
Душа наизнанку под стонущим телом,
Прошедший оргазм ненужной заботы
Под жалобным хныканьем стонущей ноты.

Я месяц-ромашка, с которого звездочки,
Лепестками капают: "не можется - можется..."
...Да подавись ты моими косточками,
Баба с косой и смазливой рожицей!

***

Последние всхлипы страсти -
Слепая агония перед вечным сном
Нежданно явилась - здрасьте! -
Гнетущая ненависть во мраке ночном.

Взрываются острым всплеском
Истерики совести и жестокий страх,
Мерцают глубинным блеском
Истоки природы в полупьяных глазах.

Прошёптаны вёснам тайны,
Пробиты последние пережитки стен...
О господи-боже, дай нам
Добра и сочувствия уступкам взамен.

И пусть мы на миг остынем,
Но выплеснуть надо напоследок успеть
На знойный покров пустыни
Бескрайнего сердца раскалённую медь.

Уносит в дрожащую гибкость
Прерывистым пульсом перестук колес.
Осенняя слякоть и хлипкость -
Момент ностальгии... И вопрос - под откос.

***

А за окнами - тишь,
             как в раю.
И тихонечко лишь
             я пою.
И окутает мрак
             тихий свет.
Всё - наперекосяк,
             счастья нет.

Мир в руках сатаны,
             в страшном сне...
Но зачем же даны
             крылья мне,
Коль нельзя воспарить
             всё равно,
Если мир изменить
             не дано,
Коль всего, что хотел,
             не успел
И уже поседел.
             Не у дел.
И нельзя повторить
             каждый шаг...
А не лучше ли жить
             ПРОСТО ТАК?..

***

Нет, не нужно страстей и тревог,
       выжимающей соки любви и страданий...
Ничего никому не дарить,
       не пытаться постичь, чего нет на земле.

Равнодушие - вовсе не смерть,
       это даже не страшно, не стоит рыданий,
И не надо плескаться душе,
       как танцует вино в ледяном хрустале.

***

Я встретил женщину...
Она из тех редких, которые умеют страдать.
Она счастлива и грустна, и нимб ее -
                         одиночество.
Я увидел ее,
       и все звезды дождем осыпались под ноги,
       как все те слезы, которые пролила она.
Все моря вместили ее глаза,
И все туманы - ее щеки.
Она - сама женственность,
             покой, божественность
                   и тихое страдание.
Кто знает, какие бури рвут паруса в ее груди...
Она женщина - она тайна.
О дева, познавшая страдание!
Пострадай и за меня хоть немного,
Пострадай из-за меня.
Возьми мой покой, но поделись своим,
                         мудрым.
О женщина - вечное страдание -
             вечное счастье -
                   вечная любовь -
                         жизнь вечная...

***

Утро. Такое ясное,
Проникновенное, жизненное,
Солнечное такое, красивое,
Но ни капли меня не радует.
Над домом плывет облако,
Роскошное такое, пушистое,
Мягкое. Но дырявое.
Но совсем того не стесняется.
Мужичонка по улице плавает.
Вдрабадан, несомненно, пьяненький.
Хорошо ему, не в теле душа,
И шнурки у него развязаны.
Ветерок меж берез шатается,
Пристает к ним без всякой совести.
Размахались руками, бедные,
От смущения аж зарделись все.
Нет, наверное, солнце над городом
Рассыпает лучи рассветные
Цвета яркого, первомайского...
Или просто глазам мерещится.

Светануть рентгеном бы улицу -
Выйдет ровненькая решеточка
Коробочков, до боли крохотных,
Клеток для тихо звереющих.
Это было бы потрясающе -
Вдруг увидеть такое зрелище:
Миллионы укромно думающих,
Бессознательно копошащихся,
Рефлекторно к чему-то стремящихся
И друг друга втихушку кусающих, -
Есть над чем смеяться и слезы лить...
Только без толку. Да и некому.
Между клеток птички попархивают,
Все поближе, поближе ластятся,
Миллионами глаз съедаемы.
Город - дом родной: не до неба им.

Жить чем проще, тем лучше и радостней:
Не валять дурака, а быть дураком,
Не смотреть на мир, не смотреть в себя -
Будут нервы тогда железными.
Все на свете, к счастью, меняется,
Постоянство только в текучести.
Будет вечер, и ночь, и снова день...

Что ни делается - все к лучшему.