Плеяда 42

Счастлив, кто падает вниз головой:
Мир для него хоть на миг - а иной.
Владислав Ходасевич

Пространственные метатезы, как показано в работах С.В. Кековой (1986а, 1987), составляют важнейшее образное поле в мире Заболоцкого. В наиболее чистом виде принцип метатезы явлен в таких, например, строчках:

Любовь стенает под листами,
Она меняется местами,
То подойдет, то отойдет...
          (Заболоцкий 1983, с. 30).

Как отмечает исследователь, "поэт не указывает, с чем или кем любовь 'меняется местами': ему важен сам принцип метатезы" (Кекова 1987, с. 11).

Особое место занимают случаи, когда метатеза разворачивается в вертикальном измерении и приводит к инверсии верха и низа. Нетрудно увидеть, что "Столбцы" буквально "окольцованы" образом вертикальной пространственной метатезы, притом что масштаб распространения принципа от первого столбца к последнему расширяется, охватывая весь пространственный универсум "Столбцов". Так, в "Белой ночи", один из трех любовников, перевернут вверх ногами.

Здесь возле каменных излучин
Бегут любовники толпой,
Один горяч, другой измучен,
А третий книзу головой.
          (Заболоцкий I, с. 30.)

В заключительном "Цирке", выполняющем функцию апофеоза, вслед за картиной всеобщей паники обнаружим образ, свидетельствующий о тотальном распространении мотива:

Тут пошел в народе ужас,
Все свои хватают шапки
И бросаются наружу,
Имея девок полные охапки.
"Воры! Воры!" - все кричали.
Но воры были невидимки:
Они в тот вечер угощали
Своих друзей на Ситном рынке.
Над ними небо было рыто
Веселой руганью двойной,
И жизнь трещала, как корыто,
Летая книзу головой
          (Заболоцкий I, с. 76).

Композиционное кольцо, явленное столь зримо, способно подтолкнуть читателя к поискам принципа симметрии на более глубоких и тонких уровнях организации текста сборника. В других столбцах мотив находит подтверждение, осуществляясь в "детском" и "женском" модусах:

В сугробах роя катакомбы,
Мальчишки лезут на врага.
Один, задрав кривые ноги,
Скатился с горки, а другой
Воткнулся в снег [...]
          ("Игра в снежки", Заболоцкий I, с. 9).

О мир, свинцовый идол мой,
Хлещи широкими волнами
И этих девок упокой
На перекрестке вверх ногами!
          ("Ивановы", Заболоцкий I, с. 47-48.)

В столбце "На лестницах", наконец, кот-отшельник, совершает некий чудовищный саморазрушительный акт, который сворачивает его тело в дугу и превращает в висельника:

Но поздно! Кот, на шею сев,
Как дьявол бьется, озверев,
Рвет тело, жилы отворяет,
Когтями кости вынимает...
О боже, боже, как нелеп!
Сбесился он или ослеп? [...]
Большие дружные деревья
Качали сжатыми телами
Нагие птицы верещали,
Скача неверными ногами.
Над ними, желтый скаля зуб,
Висел кота холодный труп.

Монах! Ты висельником стал! Прощай [...]
          (Заболоцкий I, с. 63).

Сворачивание в дугу связывает кота с форвардом из "Футбола", и сквозь оба образа при взаимном наложении просвечивает древнейший солярно-свастический символ Уробороса - змея, кусающего собственный хвост. Этот символический образ занимает одно из центральных мест в философии Г.С. Сковороды, с сочинениями которого поэт был хорошо знаком.

Речь идет, как нам кажется, не о мотивных перекличках, каковых немало в любом подлинно художественном тексте, но о сознательно и жестко выстроенной стратегии: читатель в нужный автору момент должен вспомнить (или подсознательно "ощутить"), что с образом подобного рода он уже встречался прежде на страницах сборника. Повешенный книзу головой (см. 3.3) - столь важный образ в мире "Столбцов", в поэтическом мышлении Заболоцкого ("Николай Алексеевич говорил, что с помощью словосочетаний 'задом наперед', 'наоборот' и особенно 'книзу головой' возможно изображать предметы под новым углом зрения, в неожиданных ракурсах. Ему нравилось слово 'руконог', придуманное Хлебниковым, - пример яркого, образного мышления" (Заболоцкий 1995, с. 104.).) и, как нам представляется, в истории русского авангарда, что необходим экскурс в его предысторию. Стартовой площадкой станет одно раннее стихотворение Велимира Хлебникова.