Лето назваться просится,
ускользая из уст легким дыханием.

Скажу ли, что оно - кудрявая кипень
груши, цветущей за соседским забором,
или чистых лесных трав буйство,
или городских, придорожных, пыльных,
или лабазника густая медвяница,
или звон шмелиный над донником...

Или роса на крыльце предрассветном -
по нему легко босиком взбегаю,
чтобы с первым вестником солнца
раствориться пеной морскою
в океане своих сновидений...

Иль подумаю вдруг, что лето -
совершенно особое сплетенье,
апельсина, малины и чайной розы,
что так томно и нежно, одним касанием,
румянит щеки проспекта Дзержинского,
приглушая шепот усталых кленов,
и дома прикрывают глаза от неги...

Это предвечернее небо, набухающее грозою.
Это горячие поцелуи в холодных лучах заката.
И звезды, звезды, и сотни неразгаданных желаний.
(И жара, духота, и эти вечные мигрени.)

И обязательно прибрежный отпечаток
крохотной ножки восемнадцатого размера,
волной целуемый в самую пяточку.
И бесшумность следов, к облакам убегающих.

Не шепну ни единого слова я:
Лето, царственное, неуловимое,
безымянное, словно музыка,
ты - гармония первоздания.

***

Если я умру,
Пусть меня похоронят на небе,
Облако будет мне саван,
Дождик меня оплачет,
И из меня вырастет
куча солнечных зайчиков.
Растекусь по траве туманом,
Росой, животворящей влагу.
Я стану великим миром,
А мир - моя колыбель -
Будет моей могилой.
Пусть я лягу на шелк восхода
И накроюсь заката бархатом...
Когда я умру,
Похороните меня на небе!