Плеяда 42

Кузик и Нюсик были два самых закадычных в детдоме друга, а может, и не только в детдоме... Выражение "закадычных", пожалуй, приведено нами неправильно: закадычные друзья - это, как нам кажется, друзья, любящие вместе заливать, закладывать за кадык. Но повелось, что закадычными стали называть друзей особенно тесных и близких. И коли уж так повелось, то пусть так и остается: народного языка и понимания нам все равно не исправить. Да, дружба Кузика и Нюсика была по-настоящему закадычная, хотя за кадык они еще не заливали. Даже больше, чем закадычная: это были два влюбленных друг в друга друга.

Слышали мы также про восточную мудрость, которая рассматривает подобную дружбу, подобные отношения двух людей как платежи. В качестве примера обычно приводятся те случаи отношений, где один человек буквально разбивается ради другого, жертвует ему всего себя, а другой не просто не замечает жертвы, а часто плюет и размазывает свой плевок на лице любящего его человека. И такую безответную любовь-дружбу, привязанность восточная мудрость объясняет как платежи: де, в прошлой их жизни тот, который плюет, сделал тому, который за ним, несмотря на плевки, ходит, какое-то доброе дело. Сам не помнит... но тот, на которого он плюет, за то доброе дело ему платит. И на этом, де, принципе построена большая часть человеческой любви и дружбы. Особенно та, которая называется - безответная.

Но Кузик и Нюсик никак не подходили под эту теорию платежей: они любили друг друга оба и прямо пьянели от своей дружбы-любви. И чаще всего их видели обнявшимися. Но обнявшимися не так, как обычно обнимаются влюбленные парочки, накладывая руки друг другу на талии - Кузик и Нюсик ходили, обнявшись за шеи, как ходят два пьяных мужика. Их так чаще всего и видели, обнявшимися за шеи, так они ходили по коридору детдома, по улице, в школе на переменах... И взрослые при встрече невольно улыбались им. И даже сам суровый и строгий директор детдома, который при виде других, гуляющих в такой позе, непременно одергивал: "Что ходите шаляй-валяй?.. ходите, как следует", - при встрече Кузика и Нюсика снисходительно улыбался: "Ну что, влюбленная парочка, двойки есть?.. "

У Нюсика двоек не было. Двойки были у Кузика... Странно, но в этой дружбе ни Нюсик ни в чем не был похож на Кузика, ни Кузик на Нюсика. Нюсик был самый маленький человек в детдоме, на редкость застенчивый, спокойный мальчишка, любивший сидеть в углу и читать книжки, особенно сказки. Он читал русские сказки, белорусские, таджикские, киргизские... Воспитатели знали его любовь к сказкам и привозили ему откуда-нибудь новые, еще им не читанные. И Нюсик читал. Он читал сказки вслух Кузику. И не только Кузику - вся младшая группа собиралась зимними холодами в проходе между койками, где спали рядом Нюсик и Кузик. Да и не только младшая группа, но и пацаны средней группы, накувыркавшись за день в снегу, вечерами посылали за Нюсиком... И Нюсик приходил и читал. Читал он и сидя за диапроектором, который заменял в детдоме кино. Диапроектор вечерами выпрашивали у директора. Переносили из кабинета в красный уголок, он же назывался клубом, ставили на стол стул; на стул диапроектор, наводили на белую, растянутую по стене простыню и крутили диафильмы, в основном, тоже сказки. И снова читал Нюсик. Читали и другие. Но Нюсик читал как-то особенно проникновенно, как-то таинственно, с каким-то загадочным, тревожным волнением. Голос его был негромкий, совсем детский. Но таинственная загадочность, тревожность как-то передавались через этот негромкий, скорее даже тихий голос, и оживали с ним в воображении слушавших сказки "Тысячи и одной ночи", оживали похождения Насреддина, оживали русские былинные богатыри... И Калинов мост, и речка Смородинка... И чудище о девяти головах. И нерадивость одних и бессонный дозор других...

Кузик с удовольствием, даже с гордостью слушал, как читает его друг Нюсик и как все внимают ему. Но его жизнь была война и разведка. Он пытался и своего друга Нюсика приучить к искусству разведчика. Но после того, как выставленный им у одного огорода в дозор Нюсик прокараулил хозяина и Кузику надрали уши и вытряхнули из-за пазухи все огурцы, Кузик махнул на Нюсика рукой: "Читай свои сказки... не получится из тебя разведчика". На что Нюсик только шмыгал носом, говоря в свое оправдание, что хозяин огорода появился так неожиданно, что он ничего не успел...

- Не успел... - передразнил Кузик, потирая свои красные уши. В тот вечер они больше не разговаривали до самого утра. И, пожалуй, это была их единственная известная в детдоме размолвка. Но, когда на следующий день кто-то из пацанов назвал Нюсика Нюськой, Кузик тут же встал грудью за "други своя":

- Он Нюс!.. а не Нюська, Нюс!.. И кто назовет его Нюськой - будет иметь дело со мной...

- Ты пацан, и никто не должен называть тебя бабским именем, - строго говорил он своему другу. - Никто!..

И то, как Кузик вставал за друга и отстаивал в нем самом и перед другими его мужское начало, все это говорило о том, что в их дружбе, при мягкости и кротости одного и мужской силе и твердости другого, не было и намека на однополое влечение, перерастающего с годами в любовь сексуальных меньшинств. Это была настоящая мужская дружба двух верных друзей - Кузика и Нюсика.