Плеяда 42

Проснулся мгновенно, с ярко выраженным ощущением тревоги, будто он что-то проспал, что-то очень важное, значительное. Будто уходит его поезд, а он спит... Он резко приподнялся. В доме было темно и тихо. Никого: ни хозяина дома, ни его жены с девочкой. «Почему никого нет, если темно?..» Это была его первая мысль. И тут он начал замечать и понимать, что темно только в доме, а за окнами свет. Но свет почему-то не проникает в окна. Он быстро подошел к окну и все понял: ставни на всех окнах были закрыты, и свет пробивался только в щели.

«Зачем они закрыли ставни?.. Где они?..» Гость толкнул дверь на веранду - она оказалась открыта. Но дверь веранды оказалась заперта с улицы. «Попался!..» Он вбежал в дом, сорвал свои висевшие на веревочке вещи и быстро стал одеваться, чувствуя телом еще недосохшую ткань. Нашёл на печи ботинки, носки... Света не хватало зашнуровать обувь, и он вышел на веранду (тут света было достаточно), быстро зашнуровал ботинки. Вошел в дом, снял у печи свое пальто. Пальто еще было сырым и тяжелым. Взял его под мышку и вышел обратно в сени: «Что делать?..» Подошёл к окну веранды, увидел вчерашнюю лужайку и по лужайке идущих к дому хозяина и с ним милиционера.

«Предал!.. Слово пограничника давал...»

Выбивать на веранде стекла и вылезать было уже поздно. К тому же рамные переплеты на веранде были мелкими: пока выбьешь и вылезешь - как раз к ним в руки. Он бросил пальто и метнулся в дом. Схватил в доме скамейку и ударил торцом в окно, противоположное к лужайке; зазвенели стекла, но, припертая снаружи, ставня осталась закрытой. Ударил по второму окну - то же самое: звон стекол, но ставня на месте, ударил ещё, скорее со зла, чем по необходимости. Уже понимая, что через окно не уйти, выбежал обратно на веранду и встал перед дверью, держа в руках скамейку. Под дверью послышались шаги. Звук открываемого замка. И с криком «Берегись!..» он долбанул скамейкой в открываемую дверь и, выставляя скамейку перед собой «тараном», устремился вперёд... Хозяин и милиционер шарахнулись в сторону, кинул скамейку им под ноги и припустил по лужайке. Милиционер, небольшого роста, немолодой и полнеющий уже дядька сразу же и безнадежно отстал. Но хозяин дома, оправившись от неожиданного «тарана», несмотря на свой животик, бежал быстро. Убегавший мальчишка уже чувствовал за спиной его шумное дыхание, еще немного, и хозяин собьет его, сделав «под ножку». Он чувствовал это, знал... Сам не раз проводил этот приём, когда гнался за кем-то. Но сегодня гнались за ним, и сил уйти не было.

Хозяин действительно сбил его под ножку и тут же навалился на беглеца всем телом, больно заламывая ему правую руку к лопатке.

- Врёшь!.. от меня не уйдешь... я погранцом был.

- Предатель... Ты слово давал... - выдавил прижатый к земле беглец.

- Держать слово перед таким Соломоном, как ты... Такие, как ты, у меня «Яву» угнали, новенькую.

- Не угонял я у тебя никакой «Явы».

- В милиции разберутся.

Подошел отставший милиционер. Беглеца поставили на ноги.

- Принимай, капитан, от меня не уйдет: я пограничником был, не таких брал. -

В словах хозяина дома явно звучало самодовольство. - У вас там моё заявление на украденную «Яву». Так что, я - вам... Вы - мне...

- Вещи-то в доме какие остались? - спросил милиционер, не выражая никакой

особенной радости.

- Пальто у меня там, на веранде, - ответил мальчишка.

Втроём пошли к дому.

Подойдя к дому, хозяин принялся открывать ставни, припертые бревнами. Открыв ставни со стороны лужайки, пошел на другую сторону дома, оттуда выбежал с криком.

- Да он мне все стекла побил, переплёт сломал!.. - и хозяин, кинувшись на недавнего своего гостя, принялся изо всех сил пинать его в пах, в ноги, в колени...

- Ну хватит, хватит... - сказал капитан, становясь между врагами. - Запер зверька и хочешь, чтобы он не метался. Так не бывает.

- Я же для вас старался, - обиженно сказал хозяин. Даже по одному его голосу было ясно, что он уже пожалел о том, что старался.

- Для нас выгода не велика. Возись теперь с ним... Ну а что старался - спасибо.

- Спасибо... А кто мне стёкла застеклит, раму новую сделает?..

- Приноси заявление. Может, родители его заплатят. Только сдается мне, что человек он государственный и своего у него, как у латыша, - хрен да душа,- сказал капитан, разглядывая беглеца. Улыбка прошла по губам мальчишки: присказка милиционера ему явно понравилась.

- Поговорочки и мы знаем. Только одно дело болтать, другое латать... - усмехнулся хозяин дома.

- Ладно, отдай ему его пальто, - сказал милиционер.

Хозяин вынес на крыльцо пальто и зло швырнул его на землю.

- Еще накормили его, надо было собаку спустить на сучонка.

- Сам ты сука!.. Слово пограничника давал. Предатель!.. - ответил мальчишка, поднимая пальто.

- Ну хватит, пошли, - милиционер взял беглеца за руку и повел в сторону станции. - Окна-то, правда, зачем бил?

- А зачем он клялся, что никому про меня не расскажет, а сам предал?..

Милиционер промолчал.

- Вообще-то я не хотел бить окна, - сказал идущий с ним рядом подросток, вспомнив добрую жену хозяина и девочку, - так, сгоряча...

- Да, всё у нас то сгоряча, то сплеча... - ответил милиционер из какой-то своей задумчивости. Волосы под его фуражкой были уже седые. Милиционер молча шел рядом, не допрашивал, не поучал, не читал нотации, и это пассажиру с товарного поезда в милиционере нравилось. Сначала капитан держал беглеца за руку, потом и вовсе отпустил, и они молча шли рядом.

- Откуда будешь-то?.. - наконец со вздохом нарушил молчание капитан.

- Разве вам этот не сказал?.. - мальчишка кивнул головой назад.

- Сказал, конечно. Но он тебе не поверил, что ты из Сибири.

- Да, он не верил, что я доехал на товарняке. Только, если бы я на вашей станции с товарняка не слез, я был бы уже далеко...

- Зачем слазил-то?..

- Осмотреться. Может, на другой пересесть...

- А что помешало?..

- В яму с водой угодил, что под столбы железные нарыли.

- А как в Морозове оказался?

- Пошел на огни, подальше от станции: боялся, что на станции в милицию отведут, - словоохотливо отвечал пассажир, однако опуская эпизод с морозовской ватагой и с арбузами.

- Значит залётный все-таки...

- Залетный.

- И куда летел?

- В Москву.

- Зачем?..

- Посмотреть.

Капитан усмехнулся.

- В детстве знаешь, как мне Москву показывали. Спросят: хочешь Москву увидеть? Говорю: хочу... Тогда взрослые возьмут меня за уши и начинают поднимать: «Видишь Москву?..» «Нет...». Еще выше подымут... Вот и тебя поднять бы за уши, чтобы ты всю Москву сразу увидел... - капитан помолчал, потом сказал: - Странно... Я ведь тоже в детстве Москву увидеть хотел. А потом под Москвой стоял, а кто-то рядом падал и уже не вставал... Много тогда попадало и не встало, много...

- Вы воевали?..

- Пришлось. А твой отец?..

- Тоже воевал. Только у меня его больше нет...

- Понятно. А кто есть?..

- Никого нет.

- Никого - это плохо.

- Да, не очень хорошо...

- Значит, ты детдомовский.

- Был детдомовский...

- А сейчас, значит, вольный казак, свободный!.. Ну и как она, свобода?..

- Да ничего, - ответил мальчишка, - жить можно.

- Жить и в дерьме можно, да неприятно, - сказал капитан. - Чем в свободе своей кормился-то - воровал?

- Нет, у пацанов просил... В огороды, правда, лазил.

- Ну, скоро в огородах уже ничего не будет. Воровать придется...

И снова идущий с ним рядом капитан не обвинял, не доказывал, он словно разговаривал вслух сам с собой. И пассажиру с товарного поезда не надо было ни врать, ни оправдываться. Этот милиционер просто сказал: «воровать придется» - и всё. Хочешь - соглашайся, хочешь - не соглашайся. Но в огородах скоро действительно ничего не будет, даже капусты...